Ступив на последний перед посёлком мост, Гришка сбросил на доски увесистый сидор и, облегчённо переводя дух, уставился вниз, на потемневший лёд Читинки, с незатянувшейся ещё широкой промоиной посредине. Знатное место! Читинка здесь только кажется речкой-невеличкой. По весне или ранней осенью может таким паводком забурлить – о-го-го! А под мостом и вовсе тёмное улово основательной глубины. Свалилась в это улово в сорок втором полуторка с зерном – так не сразу достали, благо хоть шофёр выплыл. А на том зерне раскормились в улове сомы. Мужики и пацаны рьяно их удили: это же семье в пять – семь ртов с одного такого сопливого борова на неделю рыбьего мяса и ухи наваристой. Да только сомы сытые и хитрые – замучаешься удачи ждать.
Гришка смотрел в тёмную промоину. И невольно вспомнилось то, что вспоминать не хотелось.
Два года назад, дождливым октябрём сорок пятого, отправили полевого монтёра Григория Пластова на поиски обрыва линии телефонной связи. Дело, как всегда, неотложно срочное. Линия важная – от обосновавшегося в двадцати километрах от Читы в санаторной Молоковке управления ажно самого Забайкальского фронта в город. Обрыв ориентировочно был где-то в районе одной из суматошных горных речек. В летнюю сушь через такую переплюйку можно по камням перебрести, но нынешнюю, вздувшуюся от осенних дождей стремительным бурливым потоком, на своих двоих форсировать нечего было и думать.
Гришка прозвонил линию, хотя и так было ясно, что обрыв где-то там, на противоположном берегу. Места известные, не раз и не два ходил по этой линии, поэтому сложившаяся ситуация не радовала: никаких мосточков на десяток километров вниз по течению и на десяток вверх сроду не было – только волны крутых, густо поросших сосновым лесом и багуловыми зарослями сопок: с одной скатишься – тут же ползи, кряхтя, на другую. Налегке – то ещё испытание, а когда у тебя катушка с телефонным проводом, брезентовый подсумок с инструментами и телефонной трубкой да увесистые стальные монтёрские когти – длинные серповидные железяки весом в пять кило, цепляющиеся за кусты на узкой просеке, – очень интересная получается лесная прогулка.
Опять закрапал дождь. Гришка представил усатую физиономию подполковника Сидорчука с узла связи и обречённо отцепил от широкого брезентового монтёрского пояса когти. Провёл рукой по осклизлому столбу, увенчанному деревянной траверсой с нитями телефонных проводов, тоскливо оглядел противоположную сторону, где бурлящая бурая вода почти подступила к такому же столбу. Стащил намокшие бушлат и спецовку, передёрнувшись всем телом под холодной моросью, скинул сапоги, затолкал в голенища портянки. Ёжась, отмотал с катушки пару десятков метров двужильного кабеля, конец которого туго привязал к вновь надетому на голое тело монтёрскому поясу. От холода уже потряхивало, но больший озноб вызывало задуманное. Катушку, инструменты и одежду Гришка туго замотал в бушлат, вытравив с катушки ещё несколько метров провода, которым увязал образовавшийся узел, примотав к нему увесистый кусок сосновой валежины, напоминающий небольшое корыто. А ранее отмотанные метры кабеля накрутил рыхлой бухтой чуть выше запястья левой руки.
Постояв минуту в гложущем сомнении, дёрнул торчащими лопатками, вздохнул и решительно втолкнул ступни в подножки, туго затянул ремни крепления. И полез, долговязой худющей лягушатиной, на сочащийся сыростью столб, сбрасывая с левой руки витком за витком кабель. Дождь не усиливался, и это радовало. Привычно добрался до траверсы, выпростал ноги из когтей, расфиксировал грубый пояс, под которым уже саднило не защищённое одеждой тело. Скосил глаза вниз. С высоты столба бурлящая вода казалась не такой страшной, но чуть провисшие над нею провода выглядели лебезными паутинками, как и пятнадцатиметровое расстояние между столбами – бесконечным. Благо, что не стандартные двадцать пять – сейчас для Гришки это было бы как до Луны.
Он снова тяжело втянул в себя воздух и, широко раскинув руки, осторожно опустился грудью на провода. Удачно сжал пальцы: по два соседних провода оказались в кулаках. И Гришка двинулся вперёд, поначалу тихонько-тихонько отталкиваясь от траверсы ногами. Потом, насколько широко мог, распластал и ноги, ощутив, что под каждой из них по крайней мере по четыре нити проводов. Провода держали тело – чего там было держать, с монтёрским поясом и трёх пудов не наберётся, но Гришке прямо виделось, как под резиновой оплёткой проводов тонкие медные жилки растягиваются, становятся всё тоньше и тоньше, лопаются одна за другой…