Читаем Донос без срока давности полностью

Мокрые провода в кулаках, проседая, тянули тело вперёд, но Гришке удавалось это сдерживать. Так и сполз до середины, а вот дальше… Теперь приходилось себя тянуть, поочерёдно захватывая провода в ладонях на излом. Мешал моток кабеля на левой руке. Неимоверных усилий стоило на секунду разжимать пальцы, сбрасывая очередной виток провода. Гришка не сразу сообразил, что его не понемногу надо сбрасывать, а можно распустить практически весь, лишь бы не до воды. В глазах темнело, но Гришка полз. Сантиметр за сантиметром. «За когти влетит… – стучало в темечко. – Хотя и не прибьют… На столбе остались… Потом заберу… Нет, всё равно влетит…» С этим и бухнулся лбом в деревянный брус траверсы. И так это вышло неожиданно, что даже ослабил хватку. Тут же потянуло назад. «Э-э!.. Н-н-нельзя!» – Гришка судорожно рванулся вперёд. Так и не понял, как оказалось, что он уже лежит на траверсе, мёртво обхватив её руками и ногами.

Спуск со столба – не подъём на столб. Когда отдышался и в голове прояснилось, сполз потихоньку по скользкому бревну, чутко ощущая натянутость кабеля – целый! – на левом запястье. Спрыгнув наконец на мокрую рыжую хвою, освободился от натёршего тело до крови пояса и застегнул его вокруг столба. Сел под столбом – и затрясло! Не от моросящего холодного дождя. От страха! Так и сидел неизвестно сколько, а потом как шилом кольнуло: чего расквасился? Дело-то так пока и не сделано. Кто, пьяный ёжик, будет искать обрыв на линии? И так тут провошкался хрен знает сколько… А ещё надо переволочь через бурлящий поток всю свою поклажу. Когда бы только вода хлестала – всё бы ничего, но она тащит с собой коряги, камни, да и без них славно мотанёт узел. «Если оборвётся кабель, вот тогда меня уже точно прибьют!..» Инструменты, катушка с кабелем, всё обмундирование! Он представил себя, сейчашнего, перед строем связистов – голого, грязного, в выцветших, когда-то синих, сатиновых трусах до колен. Навели на него, Гришку, суровые бойцы дула карабинов, а поодаль стоит подполковник Сидорчук, подкручивает пышный ус и размышляет, какую команду подать: «Огонь!» или «Пли!». От отчаяния Гришку переметнуло к смеху. Хотя смех получался какой-то несмешной. Наверное, потому, что не придуманная картинка его породила, а вот эти столбы по обе стороны летящей бурой воды и связывающие их нитки проводов. Гришка задрал голову. Как-то отстранённо подумалось: то, что он сделал – сделать он не мог, а потому надо молчать хором в тряпочку и никому не рассказывать – засмеют, запрезирают как последнего вруна.

Гришка опустил взгляд и теперь с удивлением разглядывал, как опухают, прямо-таки на глазах, ладони, изрезанные жилами проводов, уже с трудом сгибаясь.

Узел со всей своей поклажей Гришка через речку перетянул. Удачно вышло, разве что уже у самого берега поток подкинул узел, звезданул с размаха о валун, лопнул провод, которым к узлу была примотана валежина. Она улетела в воду, а опутанный кабелем ватник приземлился на куст.

Стуча зубами, Гришка натянул на себя спецовку, мокрую и противную, нашарил было в кармане спичечный коробок, завязанный в старую резиновую перчатку, и тут же с остервенением отмахнулся от мысли запалить костерок. Какой костерок среди всей этой мокроты! И потом – столько потеряно времени, а обрыв-то не ликвидирован. Набросил на плечи ватник, тяжёлый от воды, выжать которую руками-подушками толком не получилось, взвалил на одно плечо катушку с кабелем, на локоть другой наздевал подсумок с инструментами и монтёрский пояс. И побрёл вверх по просеке – от столба к столбу.

Обрыв линии обнаружился километра через два, в распадке: трухлявая лесина рухнула и зацепила провод. Нарастил куском кабеля, прокинул поверх кустов – не натянуть меж столбами без когтей, да и будь они – сил не осталось.

Уже в сумерках вернулся на узел связи. Доложив дежурному офицеру и получив нагоняй за медлительность, машинально поплёлся на кухню, но что-то перловая каша, щедро сдобренная тушёнкой, в горло не лезла. Отщипывая от пышной ноздрястой буханки куски – вот уж хлеб-то на местной целебной водичке получался царский! – Гришка добрёл до домика связистов и опустился на приступку крылечка.

– Это что у нас за чудо?

Гришка вскинул голову и тут же вскочил, лихорадочно прожёвывая кусок. Напротив стоял сам маршал! За его спиной толпилась группа офицеров.

– Ты кто будешь, пацан? – снова спросил маршал, еле заметно улыбаясь.

– Монтёр узла связи Пластов Григорий, – перхая, проговорил Гришка.

– И сколько же тебе лет, монтёр узла связи Пластов Григорий? – Маршал продолжал улыбаться.

– Шестнадцать… Полных… – Гришка только сейчас спрятал за спину руку с буханкой хлеба.

– И откуда ж ты такой? – Маршал обвёл рукой Гришкину фигуру в грязном мокром ватнике.

– На линии был, обрыв устранял…

– Устранил?

– Устранил.

– Баженов, – Маршал повернулся всем массивным корпусом к щегольскому майору, застывшему у него за левым плечом, – а ну-ка, принеси наш наградной чемоданчик.

Майор опрометью сорвался с места.

– Давно в монтёрах? – снова обратился маршал к Гришке.

– С лета.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза