Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова

Позже печать стала предпочитать общие формулировки вроде такой: «Павлика вырастила и воспитала наша советская действительность». И даже мистику: «Мальчик стал вожаком советской пионерии после смерти»[80]. Но тогда вовлечение детей в пионеры происходило главным образом в городах, деревня продолжала упорствовать, и «пионер» Морозов помогал партии сдвинуть «пионеризацию» с мертвой точки. Впрочем, и тогда властям понадобились не мертвые души, а реальные носители идеологии. «Вскоре после смерти Павлика появился первый пионервожатый на зарплате, которого прислали из обкома, — вспоминает одноклассница Морозова Королькова. — Тут уж стали вербовать в пионеры».

В газете «Тавдинский рабочий» через месяц, 6 октября, появилась заметка: в ответ на убийство Морозова бригада прибывших уполномоченных организовала в Герасимовском сельсовете пионерский отряд, записав в него десять человек. Отчего, однако, отряд при сельсовете, а не в школе? Почему утром 3 сентября, в день убийства, пионер Павлик Морозов оказался в лесу, а не за школьной партой? Ведь начался учебный год. Да потому, что реальной школы, что бы ни говорили герасимовские учителя, тоже не существовало, числилась она в инстанциях на бумаге, как и пионерский отряд. В 1945 году, спустя тринадцать лет после смерти героя, опять появилось постановление обкома комсомола «создать в Герасимовской начальной школе имени Павлика Морозова пионерскую организацию»[81].

Советские газеты и спустя полвека продолжали утверждать, что Павлик Морозов — пионер. Говоря о гипсовом бюсте героя в деревенском музее, «Комсомольская правда» писала: «...никто не знает, где сейчас галстук самого Павлика, но всем кажется, что именно этот галстук повязан на нем»[82]. Итак, «никто не знает», но — «всем кажется». В архиве журналиста Соломеина находим признание, наиболее откровенно определяющее истину: «А если придерживаться исторической правды, то Павлик Морозов не только никогда не носил, но и никогда не видал пионерского галстука»[83].

Но тогда, превратив мальчика в пионера, а затем в пионерского лидера, представителя революционной организации юных ленинцев, власти объявили, что его убийцы являются террористами. Суд над ними становился политическим процессом против врагов партии и социализма.

Глава пятая СЕМЬЯ В КАЧЕСТВЕ ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

Пятилетний план репрессий. — Разрушение крестьянской семьи. — Сталина обвиняют в провале коллективизации. — Возврат к крепостному праву. — Использование детей в политических целях. — Урал не выполняет указаний Москвы. — Убийство Павлика и Феди необходимо для победы социализма.

Сколько ни писали газеты, что в Сибири состоялся процесс над кулачествам в целом, над террористической кулацкой организацией, к смерти приговорили дедушку, бабушку, их внука и зятя, а жертвами стали два других внука. Большинство свидетелей собрали из той же семьи.

Павлик Морозов не был пионером, а его предки, все старшие члены семьи Морозовых, были. Не в политическом значении слова «пионер», означающем детский филиал партии для взрослых, но пионерами в исконном смысле, освоителями новой земли, готовыми идти на лишения ради лучшей жизни для себя и своих детей. И Морозовы доказали это, рискнув двинуться из Белоруссии в далекую Сибирь и пустив там корни, как им казалось, навсегда. Нет нужды идеализировать отношения Морозовых. Интересно, однако, проследить, как внешние обстоятельства отразились на их семье.

Социальная модель «сын против отца» возникла не случайно. Властям оказалась выгодна, более того, необходима такая практика. Через пятнадцать лет после революции семья все еще сопротивлялась политическим требованиям большевиков, отстаивала себя, особенно семья деревенская. Сын-доносчик подрывал семью изнутри. Его пример помогал властям запугивать тех, кто прятал хлеб с уверенностью, что родня, дети не выдадут. Семья должна стать ячейкой государства, подчиненной его целям и контролю. Уничтожение собственности и разрушение семьи стало единым процессом сталинской эпохи. Суд в Тавде сделался лишь эпизодом этой общенациональной трагедии.

Членов семьи, которую судили, назвали «кулаками», но они таковыми не являлись. Мотив преступления, выдвинутый следствием («классовая месть кулаков»), не имел отношения к обвиняемым, поскольку четверо из них являлись крестьянами-бедняками, а пятый середняком. «Да какие, между нами говоря, кулаки? — сказал нам ответственный работник Тавдинского горисполкома, годящийся Павлику Морозову в сыновья. — Не секрет ведь, что кулаки — это просто трудолюбивые крестьяне. У них и хлеба больше. А раз больше, надо отобрать». Стало быть, теперь это не секрет. Кулаков не имелось, но, согласно указанию сверху, их следовало обнаружить и с ними бороться. Хлеб нужнее людей, и людей уничтожали, чтобы получить хлеб. Приговор суда в Тавде в какой-то мере объясняет действительные причины репрессий, связанных с коллективизацией.