Читаем Допеть до победы! Роль песни в советском обществе во время Второй мировой войны полностью

Непонятно, стал ли этот пленум последним пленумом на тему военной песни, созванным до победы. Когда открылся пленум 1944 года, советские войска уже вошли в Румынию и победа отчетливо виднелась на горизонте. Возвращались в Москву из эвакуации те композиторы с семьями, которые еще не успели вернуться. Композиторам была предоставлена возможность проживать в Доме творчества Союза композиторов, домах отдыха или в городских гостиницах. Прокофьев, Мясковский, Шостакович, Хачатурян, Мурадели и Кабалевский провели так лето 1944 года – они гуляли в лесу и играли в волейбол [Прокофьев 1991: 208–209]. Война в этой умиротворяющей обстановке казалась чем-то далеким, и работали композиторы не над песнями, а над симфониями, операми и партитурами для фильмов. Конечно, композиторы продолжали писать песни для передовой и по-прежнему выезжали на фронт, сопровождая продвигающиеся на запад войска. Однако работа протекала уже в другой атмосфере, которая не имела ничего общего со срочностью и неотложностью первых военных лет. Песни, за исключением победных, утратили приоритет в иерархии востребованных музыкальных жанров.

Дебаты о роли и статусе песни по сравнению с другими музыкальными произведениями не утихали на протяжении всей войны. В начале войны песне придавалось первостепенное значение как средству объединения и воодушевления людей. После того как театры, хоры, оркестры и ансамбли обосновались в эвакуации и начали гастролировать, вновь возникла потребность в произведениях крупных форм. Но песня не утратила своего значения, особенно для фронта и партизан. Когда война подошла к концу, оказалось, что песня находится в опасности: над ней нависла угроза быть низведенной до уровня развлечения или патриотического символа, она больше не рассматривалась как неотъемлемое оружие борьбы и важнейшее средство моральной поддержки на фронте и в тылу. Тем не менее полной деградации значения песни не произошло. Сущность песни такова, что она позволяет, сочетая слова и музыку, нарисовать лаконичную картину событий. Песню может петь и солдат, который возвращается с фронта, и мать, которая больше никогда не увидит сына, и девушка, которая ждет любимого. Песня может выразить надежды молодых людей, которые впервые собрались вместе после того, как наступил мир. В отличие от больших хоровых произведений песню можно петь в одиночку и даже не будучи певцом. Как заметил представитель Политуправления Ярустовский, потомки будут судить об эпохе Великой Отечественной войны не только по масштабным музыкальным произведениям, но и по песням, поэтому «наш долг, наша священная обязанность – сделать так, чтобы эти песни были достойны нашей эпохи» (Пленум Оргкомитета Союза советских композиторов, апрель 1944. РГАЛИ. Ф. 2077. Оп. 1. Д. 93. Л. 201). Авторы песен работали, ездили, спорили, многим жертвовали, чтобы пожелание Ярустовского сбылось. Композиторы и поэты оставили в наследство потомкам мелодичные лиричные и патриотические песни, которые по-настоящему трогали сердца людей и во время войны, и после нее. При этом у песен, которые заслужили менее высокую официальную оценку, оказалась более долгая жизнь, продолжившаяся после войны, чем у тех песен, которые удостоились наивысшей похвалы властей. Профессиональные и самодеятельные авторы, которые во время войны пополняли сокровищницу новых и переделанных песен, не только поддерживали собственный дух – они давали возможность самовыражения своим согражданам. Они оставили потомкам песни, которыми можно и помянуть погибших, и отпраздновать завоеванную победу.

Глава 3

Управление и контроль: государственная политика в области песни и ответственные организации

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза