В воскресные же дни при этих здравствованиях учителя происходило подношение ему различных даров, по большей части съестных припасов, кто что мог. Учитель жил этими подношениями, и когда они почему-либо оскудевали, тогдашний педагог писал родителям учеников почтительнейшее письмо, составленное самым витиеватым образом и каллиграфически написанное, в котором учитель высокопарно обращался к «государю» такому-то, бил челом и плакался, называл себя работничишком и писал так: «Помяни благоутробие свое ко мне, работничишку, Господа ради и благоцветущие отрасли благонасажденного древа, единородного своего любезнейшего сына и пресладкого ради божественного учения, благоцветущие ради отрасли твоей на поучение, а тебе, государю, на душевное утешение; пожалуй мне, работничишку твоему, на школьное строение, мне же с домашними на пропитание; благоутробне, смилуйся!» Иной педагог мог написать такое письмо превыспренними стихами и выражался так:
Очень многочисленны тогдашние школы не были. Жития наших святых хотя и упоминают о «многих соучениках» или сверстниках того или иного подвижника, но придавать большое значение этому общему выражению нельзя. Прежде всего тогдашние помещения не позволяли собирать в своих стенах много детей. Надо думать, что число учеников в школе колебалось от пяти-шести до двадцати-тридцати человек. Сохранилось до нашего времени житие преп. Сергия с картинками, написанное в XVI веке. На одном рисунке там изображена школа: на лавке за столом сидят одиннадцать мальчиков с книгами, а один, сам преподобный, стоит перед учителем, который объясняет ему урок. Среди учеников, кроме детей, встречались и взрослые. Так, св. Никандр Псковский стал учиться грамоте лет двадцати, находясь в услужении у одного купца. Сын князя Василия Голицына еле разбирал еще склады, когда подавал царю просьбы о земельном наделе, как взрослый полноправный человек.
Время обучения грамоте не могло быть продолжительно, несмотря на крайне трудные и грубые приемы самого обучения. Способные мальчики, вроде преподобного Иосифа Волоцкого, кончали всю начальную школьную премудрость года в два. Биограф преподобного рассказывает с некоторым удивлением перед способностями святого, как он «учаше разумно и всех сверстник превзыде: единым годом изучи псалмы Давыдовы и на другой год вся божественная писания навыче». Менее способные мальчики изучали все это, вероятно, года в три, даже в четыре.
Так учились в Древней Руси и царские дети, и княжеские, и священнические, и простые, часто у одних и тех же учителей, по одним и тем же книгам, и достигали одного и того же: уменья читать и писать.
На этом огромное большинство тогдашних людей и заканчивало свою науку. Кто хотел учиться дальше, тому оставался один путь – чтение книг да случайная помощь случайно встреченного знатока и собирателя книг. Некоторые такие знатоки устраивали у себя, впрочем, род высшего, по сравнению со школой, училища, где читали вместе с желавшими «священные библии, беседы евангельские и апостольские, и рассуждали о высоком, лежащем в оных книгах разумении». Читали творения Иоанна Дамаскина, Иоанна Златоустого, свв. Василия Великого и Григория Богослова – творцов православной богословско-философской мысли.
Таким образом известная «ученость» могла быть приобретаема искателями ее только их личным самостоятельным трудом, при помощи продолжительного и внимательного изучения книг, со стороны их содержания и изложения. Так, преп. Стефан Пермский сделался ученым благодаря тому, что «прилежно имяше обычай почитати почитание книжное, почасту умедливая, дондеже до конца по истине уразумеет о коемждо стисе словеса, о чем чтет».