Дополненная реальность. ARoman

Все это не имело бы никакого значения, если бы не создавало повсеместно этот идиотский поэтический гул, который мешал пробиваться настоящей музыке стихотворного слова. Музыке, которая призвана была бороться с каким-то новым злым шумом, а не тем банальным злишком, которое подвергалось критике со стороны рэперов, ополчившихся на то, что у зрелых поэтов давно не вызывало ни малейшего интереса в силу своей вторичности, банальности и вечности. Новый же злой шум явно существовал. Это было зло другого порядка, нежели чем туповатая массовая культура. Андрей пока не мог понять и тем более как-то определить это зло. Но в том, что мы все находимся в его загадочном, пока не открытом и никак не исследованным поле, не вызывало у креативного директора ни малейших сомнений. Это поле пока нельзя было осязать, измерять приборами, описывать уравнениями, но металлические опилки человеческих душ уже выстраивались по его незримым силовым линиям. Разгадка законов это особого вида черной материи, которая была дана креативному директору в ощущениях, а от того объективно существовала, виделась Андрею главной задачей его будущего литературного существования.

@ Избиение владельцев

Ну, а кто не чокнутый? Все нормальные люди чокнутые.

Нормальный человек

Фигурка ангела со сломанным крылом из Барселоны, в которую мы ездили два года назад. Куда теперь её? Выбросить – жалко. Ангел всё-таки. А оставить? Так ведь сломанный он. Сломанный ангел. Как жалко уезжать. Как жалко покидать эту замечательную квартиру. Что это? Конвертик, в котором бабушка дарила деньги на День рождения.

Дорогой Лёшуа!

Поздравляю тебя с Днем рождения! Уже стукнуло тебе 29 лет. Ты уже взрослый человек. Впервые я увидела тебя, когда тебе был 1 месяц. Как летит время. Мне было тогда 52 года. Береги жизнь, себя, свою семью. Такая у тебя доченька Танечка, умничка. Я тебя очень люблю. Помни это. Небольшой подарок. 1 тыс. рублей на День рождения, и 1 тыс. рублей на годовщину вашей свадьбы. Целую Вас. Счастья Вам и долгих лет жизни Вашей семьи. Целую. Бабушка Галя.

Не выдержал. Разревелся. Реву так, как не ревел с детства. Слезы текут ручьем. Бабушка умерла в этом году. Как? Как мне избавиться от мыслей о том… Плачу… О том, как она писала эту записку едва подвижными предсмертными пальцами.

Выкидываю в большой черный пакет для строительного мусора старые потрепанные детские книжки. Мои еще книжки. Никто не взял. Жалко до слёз. Только просохли и снова. И взрослые книжки. Взрослые оставляю на полке для следующих жильцов. Оставляю Набокова, Хемингуэя, сонеты Шекспира на английском и на русском, Евангелие, Фитцджеральда на английском, Чехова, Бунина, Сэлинджера. Жалко, как жалко, но некуда деть. Может упихать во второй чемодан? Сейчас упихаю. Отлично. Ну-ка, закроется? Эээээ… Сука! Порвался! Это всё Хемингуэй – графоман. Зачем такой толстый колокол написал? Хемингуэй оставил без чемодана. Теперь и книжки оставлять и игрушки детские. Куда их теперь девать? А денег на новый чемодан нет. Придется всё как-то в один упихивать. Проклятый Хемингуэй! Нужно было ограничиться «Стариком и морем». Нет, он эти колокола намахал свои. Игрушки, значит, не берем. Жалко, конечно, хорошие они. Дочь будет скучать. Скажу, что отдал детям в детдом. Им нужнее. А и отдам, пожалуй. Дети порадуются. Мышку вот отдам. Так, аккуратно. Чёрт! Нажал! «Я маленькая мышка! Давай с тобой дружить. Теперь с тобою вместе мы будем в норке жить.» Теперь уж точно будем жить в норке. Ну, ничего, прорвемся. Поживу недельку у Димона на даче, да и двину обратно в Уфу. Там квартира. Там родители. Жалко, конечно, уезжать из Москвы. Жалко. Она, как назло, такая красивая, солнечная, чистая сегодня. И квартиру жалко. Я в ней шесть лет прожил. Сюда первый раз Машку привел. Здесь Танька родилась. Радости было. Сюда и Катьку приводил. Стыдно. Но хорошо с ней было – с Катькой.

Сейчас про Катьку удалю, и в фейсбук выложу. Пусть почитают. И Исайя пусть почитает. И Андрей. Пусть им стыдно станет. Пусть увидят, кого потеряли.