Допустимые потери

— Что ты сделал?

— Я доигрывал последний сезон в «Арнольде». Мы вели семь к трем, и игра была сделана, что понимали все, кроме твоего закадычного дружка Манфреда. Мяч полетел в мою сторону, но слишком далеко для третьего базового, я прыгнул за ним и попытался схватить, но потерял равновесие и основательно пропахал землю. Я все же поймал мяч, но вместо того, чтобы бросить его ребятам, сам, как последний идиот, попытался запустить его в поле и тут услышал хруст в плече. Так и кончилась моя карьера. В одну секунду. — Он вздохнул. — Кому нужен защитник с одной рукой? И я, как ты выразился, стал продавать галстуки и смокинги. Человек должен есть — любил повторять мой отец. В нем было полно таких премудростей. — Уайнстайн улыбнулся. — Во всяком случае, я рад, что он жив и обитает в Майами, скоро ему будет девяносто, этакий веселый вдовец среди пожилых леди, он по-прежнему шлет мне самородки своего разума из Солнечного Пояса. Сам я женился после войны, мне повезло, насколько это возможно. Жена была хорошей хозяйкой и не пилила меня, во всяком случае, я этого не помню, она подарила мне двух прелестных детей, мальчика и девочку; оба сейчас взрослые и работают в Калифорнии. Но давай сменим тему, — резко сказал он. — Я годами не вспоминал о Нью-Хевене. О тебе я знаю, читал в газетах эти штуки. Никак ты ныне высоко взлетел, не так ли?

— Средне, — сказал Деймон. — Хорошая жена. Вторая. В свое время сделал ошибку и рассчитался за нее. Детей нет. — И добавил, вспомнив Джулию Ларш: — Тех, кого я знаю.

— После таких новостей стоило бы съездить и навестить тебя, — сказал Уайнстайн.

— Было бы неплохо, чтобы ты собрался. Ради прошлого.

— Да, старые времена. — Уайнстайн на мгновение закрыл глаза, а затем махнул рукой, словно отгоняя невидимую паутину. — Мне рассказали, что когда ты приезжал на похороны отца, то спрашивал обо мне, и я думал даже черкнуть тебе, но так старался выжить, что было не до того.

— Как долго ты был в госпитале?

— Два года.

— Господи милостивый!

— Было не так плохо. Никто мною не командовал, не орал на меня, и я вдоволь занимался образованием. Мне нечего было делать, и я читал все, что попадало мне в руки.

Деймон видел, что сделали с ним годы, как глубоко морщины прорезали его лицо.