Допустимые потери

— Морская пехота… — грустно сказал Уайнстайн. — Я вступил в нее на первой же неделе после Пирл-Харбора. Продавал пиджаки в магазинчике отца в Нью-Хевене, но мне казалось, это не то место, где должен быть американец, когда идет схватка с нацизмом. — Он горько усмехнулся. — Я так и не видел немцев. Только желтые лица. Это еврейское счастье… Никогда не знаешь, поступаешь ты правильно или делаешь глупости. Я был сержантом в артиллерии. Где-то в доме валяется Бронзовая звезда. Думаю, я получил ее за то, что выжил. — Он легко засмеялся. — Когда вышел из госпиталя, перспектива снова стать продавцом в чужом магазине не привлекала меня. Парень из моего подразделения был полицейским в Нью-Хевене, и он пригласил меня в полицию. То было неплохое время. Оно имело для меня особое значение. Я не Джордж Вашингтон и не отставной адмирал с налитыми кровью глазами, но каждый боролся за свою страну как умел. Может, я несколько сентиментален, но когда кладешь на карту свою жизнь, то ощущаешь особую ответственность за все, что делаешь. Если эта страна пойдет к чертям, то только из-за небрежного отношения к законам. Нападения средь бела дня, расовые бунты, убийства, политики воруют направо и налево, соседи поджигают свой дом ради страховки, дети играют в ковбоев и индейцев с пистолетами марки «Воскресный специальный», фунтами приобретают наркотики и подделывают чеки, Национальная Ружейная Ассоциация добивается, чтобы каждый психопат мог держать у себя дома полный арсенал, люди гонят машины, словно они апачи на тропе войны. — Он почти рычал, голос его разносился по всему дому, — Какое-то время я дежурил на дорогах, и когда останавливал людей и говорил им, что они едут через город со скоростью девяносто миль, в то время как в Коннектикуте ограничение до пятидесяти пяти, они смотрели на меня так, словно я обозвал их мать шлюхой, и готовы были линчевать губернатора, потому что, по их мнению, ограничение скорости — это его идея, и он оскорбил честь штата, ибо внезапно стало ясно, что в нем самая низкая аварийность в Америке. — Он засмеялся. — Я увещевал их, как священник на собрании дам — любительниц вязания. Но если ты не веришь в закон, ты не веришь ни во что. Я видел немало продажных полицейских, но это не мешало мне любить свою работу. Может, я привык находиться среди оружия и грубых мужиков… — Он говорил, словно извиняясь. — Так или иначе, вышел в отставку пять лет назад, с неплохой пенсией детектива, лейтенантом, и, хорошо ли мне было, плохо или никак, все уже позади. Я вожусь в саду, немного играю в гольф, сужу игры лиги для малышей, захаживая на школьное поле, где пытаюсь показывать защитникам, как брать низовые мячи, иногда навещаю детей в Калифорнии. Брожу по этому старому дому, который слишком велик для меня, но я живу в прекрасном городке, в единственном доме, который я знал, и не могу даже подумать о том, чтобы расстаться с ним… — Он снова легко рассмеялся. — Ладно, Роджер, с двухминутной историей жизни Манфреда Уайнстайна покончено. На книгу явно не тянет, не так ли?

— В твоем изложении, конечно, нет.

Манфред хмыкнул:

— За что я всегда тебя любил, — ты никогда не давал мне задрать нос, даже если я за один сезон набирал 356 очков. Рад убедиться, что ты не изменился.

— Я знаю еще одного полицейского, который был в морской пехоте, — сказал Деймон. Он понимал, что подсознательно сравнил милого старика, сидящего напротив него за кухонным столом и похожего на благополучного дедушку, с мрачноватым каменноликим лейтенантом Шултером. — Это человек по фамилии Шултер.

Уайнстайн удивился:

— Я о нем слышал. Мы получали телексы от него. Из отдела по расследованию убийств в Нью-Йорке.

— Он и есть.

— Какого черта тебе понадобились эти ищейки из отдела убийств?

Деймон вздохнул:

— Это долгая история.

— У нас целый день. Во всяком случае, у меня. — В глазах у Уайнстайна зажегся жесткий огонек, и на мгновение Деймон опять увидел артиллерийского сержанта, детектива из большого города, и подумал, что Манфред Уайнстайн — человек, с которым лучше не сталкиваться, когда он занят расследованием.

— Началось все, — сказал Деймон, — с телефонного звонка…

И он рассказал об угрозе Заловски, о его словах на автоответчике, о разговорах с Шултером, о списках, о столкновении на улице с человеком, который давно был мертв, о мальчике с бейсбольными перчатками на Шестой авеню, который несколько минут тому назад выскочил из соседнего дома и укатил на велосипеде. Уайнстайн слушал внимательно, не спуская глаз с лица Деймона, — так же смотрел на него Шултер.