Допустимые потери

— Ты ведешь себя как ребенок, — сказала она, — как тот маленький мачо, которому дали по носу, течет кровь, а он говорит, что ему совсем не больно. Что ты о себе знаешь — ты ведь не смотришь на себя в зеркало, разве что когда бреешься. Ты можешь одурачить врача, но свою жену провести тебе не удастся. Тебе больно, и чем скорее ты признаешься в этом, тем лучше. Ты болен, и ничто в мире меня больше не интересует, и никто меня не убедит в обратном. Когда вечером я вернусь с работы, мы еще поговорим об этом.

Ее непроницаемые черные глаза метали молнии, и она хлопнула дверью уходя.

Восхитительная женщина, подумал он, облокачиваясь на подушки. Тут же выкладывает все, что у нее на уме!

Но когда Шейла вернулась с работы, им было не до разговоров о его болезни. Шейла пришла с красными и опухшими глазами, словно плакала весь день. Ей в школу после того, как тщетно пытался дозвониться к ним домой, позвонил Грегор Ходар. Этим утром Эбба Ходар погибла от взрыва бомбы, подложенной в один из стоящих автомобилей, когда шла по улице в Риме. От нее ничего не осталось, сказал Грегор, нельзя даже похоронить.

Этой ночью, держа Шейлу в объятиях, после того, как порция снотворного погрузила ее в глубокий милосердный сон, Деймон вспомнил рассуждение лейтенанта Шултера о пределах нормы. В своей статистике лейтенант явно не учел Рим.

Когда Шейла окончательно успокоилась, Деймон наконец позволил себе заплакать в темной комнате. Что упустила из виду, мучительно думал Деймон, страдая и за своих друзей и за себя, каким предупреждением пренебрегла эта обаятельная и простая женщина?

Глава девятнадцатая

Он попытался написать письмо Грегору, исчеркал три листа бумаги, которые полетели в мусорную корзину, и принялся за четвертый. Соображал он туго и не мог составить ни одного предложения: все плыло перед глазами, словно в тумане. Невозможно, думал он, глядя на лежащий перед ним лист, изложить в словах то, что чувствуешь.

Когда раздался осторожный стук в дверь, он скомкал и четвертый лист.

— Войдите.

— Мне очень не хочется вас беспокоить, — это была Дорис, — но позвонил доктор Бричер и хочет поговорить с вами.

Деймон поблагодарил и пошел за ней в холл, где находился телефон.

Когда она уходила, давая ему возможность спокойно поговорить, Деймон обратил внимание, что она полностью одета, в юбке и свитере, с аккуратной прической и макияжем, хотя было только десять часов утра. С тех пор, как они с Шейлой поселились в квартире Габриелсенов, он никогда не видел Дорис в халате или непричесанной и понял, что она именно для него с самого утра приводит себя в порядок, чтобы, не дай Бог, он не почувствовал, что его присутствие нарушает то, что может быть названо приятной домашней распущенностью. Он должен поблагодарить Дорис за ее такт. Но как-нибудь в другой раз.

— Доктор Бричер? — сказал он, взяв трубку.

— Мистер Деймон. Я думал о вас всю ночь. Мне кажется, что вы описали не все симптомы, которые вас беспокоят. Например, не черного ли цвета рвотные массы?

Деймон помедлил несколько секунд. Это правда, несколько раз он заметил черные подтеки, но связал это с выпитым недавно кофе.

— Не совсем, — неуверенно проговорил он. После того, что случилось с Эббой Ходар, заботиться о сомнительных нарушениях деятельности собственного организма казалось ему просто невозможным.

— Прошу вас, мистер Деймон, — настаивал доктор. — Это может быть очень важно. Я не хочу, чтобы вы меня воспринимали как перепуганную старую деву, но очень часто бывает, что такие люди, как вы, никогда не болевшие, имеют склонность не обращать внимания на серьезные симптомы, считая их просто временным недомоганием.

— Ну хорошо, доктор, — наконец признался Деймон, — коль скоро вы об этом заговорили, я видел то, что вы упоминаете. Раза два, мельком и немного. Сейчас я, в сущности, ничего не чувствую.

— Ради общего блага, — сказал Бричер, — и особенно ради вас самого, вы нуждаетесь в гораздо более тщательном исследовании, чем я лично могу организовать. Я направлю вас к доктору Цинфанделю из Бойлстонской центральной больницы. Он один из самых блестящих диагностов города, и я не успокоюсь, пока он вас не осмотрит.

— Все это суета на пустом месте… — Деймон замолчал. Внезапная боль, горячий комок в желудке помешали ему продолжить, но тут же все прошло. — Да, доктор, — сказал он. — Спасибо, что вы беспокоитесь обо мне. Я пойду к нему.

— Моя секретарша позвонит вам и скажет, когда вы сможете увидеться с Цинфанделем. Если он подтвердит, что нет причин для волнения, и вы, и я, и ваша жена вздохнем спокойнее. Времени для этого жалеть не стоит.

— Спасибо, доктор, — Деймон повесил трубку. Вернувшись в комнату, он снова присел к столику, за которым пытался написать Грегору. Он смотрел на те несколько слов, которые успел набросать, и поражался тому, каким странным стал его почерк — дрожащим, почти не узнаваемым. Поставив локти на стол, он обхватил голову руками и закрыл глаза.