Дорога

Яго нерешительно прижал уши. С одной стороны — если дакини так глупо открыл дверь, да еще и еду предлагает… Может быть, он не глуп, а просто слишком могуществен? При мысли о силе существа, которое спокойно может себе позволить разделить пищу с полуночным, по спине пробежали мурашки. С другой стороны — он, наверное, просто не знает правила. С третьей — о силе служителей Белого бога в Полночи ходили легенды.

— Я тут давно сижу, не рассчитывал до осени застрять, — продолжил дакини, нарезая сыр маленьким ножом. — Сначала приехал в монастырь, взял там проводников, но они испугались оставаться в крепости, пришлось их отпустить. Только я чую, нюхом чую, тут что-то есть. Записи какие-нибудь. Я просто еще не нашел. Если бы, конечно, я знал, что тут такие создания водятся…

Дакини покосился на дверь и замолчал. Яго ковырял когтем кольчужные колечки на рукаве и тоже не произносил ни слова. Никогда в жизни ему не было так неловко, даже когда совсем мелким зверенышем он убежал в лес, заблудился там и рыдал под кустом, уверенный, что вот-вот начнется инсанья и принесет ему неминуемую гибель.

— Она завтра уйдет, — сказал он наконец. — Это… король Сумерек в свое время сделал таких, всяких. Чтобы дакинийские земли завоевывать. Когда слуга Белого бога его изгнал, то твари разбежались. Тут хорошая охота. Коня жалко.

— Король Сумерек? — ахнул дакини. — Черный Даг? Одержимый дьяволом? Тот самый, которого святой Кальсабер победил и изгнал?

Яго кивнул. Он так и сидел на каменном полу, что-то мешало ему распрямиться во весь свой немалый рост. Дакини был такой замученный, невысокий, с бледной мордочкой и выцветшими волосами, постриженными кое-как. Встанешь — испугается еще, соврал он сам себе. Возбуждение битвы постепенно угасало, расточалось. Дакини впускали в свои жилища Полночь, чтобы вымолить себе силу и власть, заключить сделку или просто по глупости. Но из милосердия? Чтобы спасти? Яго не мог придумать, как ему поступить.

Но дакини плевать хотел на то, что у него тут мается королевское величество: забрался на поломанную скамью и сладострастно прилип к крошечной бойнице, пытаясь разглядеть, что происходит снаружи.

— Кажется, коня жрет! — отчитался он. — Здоровая какая! Она точно завтра уйдет? А то еда кончается, и холодно тут бывает по ночам — ужас. Я собирался после Савани назад возвращаться.

— Что бы ты ел на обратном пути? — неожиданно для себя спросил Яго. — У тебя еда кончается.

— Силки бы ставил. Я тут пробовал, на куропаток, только их оба раза ласки утащили. Эта твоя тварь, она еще и светится! Страх смотреть!

Дакини приплясывал, балансируя на шатающейся скамье, и норовил всосаться в окошко. Яго машинально подпер скамью сапогом, чтобы не завалилась. Потом сунул в рот сухарь, захрустел. Какая-то была у дакини на этот счет поговорка.

Снявши голову, по волосам не плачут, вот какая.

— Если ты не боишься полуночных и потому радости от тебя никакой, то я бы, с твоего позволения, лег спать, — буркнул он спине, прикрытой холщовой курткой.

— А почему я должен бояться?

— Ну… я могу тебя сожрать, например.

— На все Божья воля, — назидательно ответила спина и передернула лопатками.

Яго мстительно доел сухарь, убрал ногу и завернулся в плащ. При надобности он мог спать и на снегу, а тут была сухая комната, укрытая от ветра, даже со скудным огнем, теплившимся в самодельном очажке. Оставалось надеяться, что об этом позорном приключении не узнают подданные.

Спал он, тем не менее, плохо, то и дело просыпаясь. Клятый дакини, задери его наймарэ, насмотрелся наконец на творение короля Сумерек, отлепился от окна, достал свои бумаги, чернильницу и что-то быстро строчил, близоруко щурясь и бормоча себе под нос.

«Уши и клыки зело длинные, — слушал Яго сквозь сон, — но, хотя видом страхолюден, нравом кроток и вежествен…»

Утром точно сожру. Растерзаю. На самые мелкие кусочки.

Ветер уныло завывал под крышей, по полу гуляли сквозняки, где-то неслась сквозь ночь Савани Дикая Охота, наводя ужас на окрестные поселения. Тихое бормотание одновременно злило и убаюкивало. Яго разозлился и заснул.

* * *