Я опять попал в пулеметчики, и понятно, что во вторые номера и на «максим». Этому предшествовало пополнение, которым нас напитали очень неплохо. Но вновь призванные были явно недоученными. Встречались среди них и ребята из-за решетки, решившие стать более полезными стране, но это еще не так страшно. А вот то, что знали они военное дело на уровне меня под Кингисеппом, это было значительно хуже. Вот и приходилось искать людей, кого можно оторвать от дела. Ведь наличные пулеметчики – они же еще и своим делом заняты. А тут есть в стрелковом взводе два типа, признавшиеся в том, что знают устройство пулемета. Саша, который может как второй номер, и Максим Федорович, в гражданскую воевавший пулеметчиком на бронепоезде. Вот их и припахали вместе с разными другими, а потом командир пулеметной роты Давиташвили (глядя на него, в жизни не подумал бы, что он грузин), когда получил не только пополнение народом, но и два новых пулемета, пошел к комбату и выпросил нас к себе. Наш ротный бросился в бой за дело своей роты, но не преуспел. «Поздно, закомпостировали».
Так что судьба описала петлю, да еще и двойную, ибо сидел я уже в дзоте. Это, конечно, не тот дот, что был близ Нарвского шоссе, но как бы его бюджетный вариант. Два наката бревен, семьдесят сантиметров курской земли сверху и двойная стена спереди, где между стенами засыпана тоже земля. В расшифровке – деревоземляная огневая точка. Вообще он послабее, чем наш «Чонгар», но бывали же не столь мощные доты. 75-миллиметровый снаряд должен держать, так сапер-инструктор говорил. Мины-то точно удерживал, это мы уже ощутили, только земля между бревнами немного осыпается на голову или за шиворот. Так, чтобы помнили, что это все не шутки.
Кроме дзота мы подготовили еще три открытые площадки для смены позиций под огнем. Собственно, из дзота мы старались не стрелять, чтобы не открыть свое местонахождение. Стреляли обычно с открытых площадок. Причиной было то, что дзот наш был с амбразурой, направленной к противнику. Когда открываешь огонь, открываешь и себя ему тоже. За тобой будут охотиться, а стойкость нашего «сарайчика» к огню по амбразуре невелика. В «Чонгаре» наши амбразуры закрывали бронезаслонки в 40 миллиметров. Пули ее не брали, огнеметная струя тоже не пробилась за нее (мой тогдашний первый номер успел закрыть заслонку, оттого мы и не погорели, как куры в духовке). Комендант говорил, что она выдержит и снаряд противотанковой пушки. Со вторым таким же, попавшим в то самое место, уже никаких гарантий, но все же. А у нас тут амбразуру закрывала только деревянная плаха на петлях, которая чисто для маскировки.
Были еще и другие маленькие нюансы вроде отсутствия принудительной вентиляции и отсоса угарного газа, которые и в доте не всегда справлялись, а здесь бороться с угарным газом будет только сквозняк. Жили мы в блиндаже чуть в стороне, потому как в самом дзоте было тесновато – два на полтора метра. То есть набиться погреться еще можно, но вот воевать всем расчетом – нет. Поэтому обычно мы там находились втроем – первый номер, второй номер и подносчик. Начальник же наш когда был с нами, а когда выходил и, как горный орел, обозревал окрестности.
Немецкие снайперы нам не докучали (возможно, их в тамошней дивизии совсем не было), зато пулеметы и ротные минометы старались вовсю. Батальонные вступали в дело только иногда, группой и старались достать наши станковые пулеметы, а просто беспокоящих налетов от них почти не было. Зато их младшие братья действовали активно. Если с немецкими пулеметами мы старались бороться, то как достанешь ротный миномет? Мы – никак, потому наилучший способ борьбы с ними был пассивный, то бишь либо перекрытие, либо побыстрее смыться.
Пулеметы же регулярно портили нам жизнь. Как днем, так и ночью, как прицельно, так и бесприцельно. Просто запустят очередь впритирку к брустверу и прочешут траншею. Кто невовремя высунулся – тот покойник или раненый. Мы тоже устраивали с ними дуэли. Если наш пулемет на открытой площадке и мы видим, что немец безобразничает, то его тоже обстреляем. Немец мог смотаться от греха подальше, а мог и в перестрелку с нами вступить. Были у них такие герои.
У нас было преимущество – щит, хотя иногда его снимали, чтобы лучше замаскироваться. Вот тогда чувствуешь себя как-то неудачно. Вроде как и щит – это не панацея и всех не прикрывает, но сняли – и у тебя ощущение, как у голого, что гуляет возле рассадника комаров. Попадали ли мы в немцев в таких дуэлях – возможно, и да, а точнее пусть скажет кто-то другой. Второй номер смотрит больше на ленту, как она идет и сколько еще осталось. Все остальное – второстепенно. То, что они затыкались и меняли позицию, это однозначно.
Но кроме этого изменения положения были еще две предпосылки. Комсорг батальона подходил и спрашивал, как у несоюзной молодежи, не желаю ли я стать комсомольцем. Но тут камнем преткновения встала моя религиозная позиция. Я, хоть не сильно религиозен и в церкви бываю раз в год, но атеистом не являюсь, поэтому ничего из этого не вышло.