Дорога домой

Да, рот мне все-таки заткнули. Правда, не поцелуем, как того хотелось бы, а банально ладонью. А потом и вовсе взвалили на плечо и потащили прочь.

Народ в таверне возмутился, заревел, запротестовал, но пернатый был непреклонен.

— Все, представление окончено! — заявил Фауст, уверенно взбираясь по крутой лесенке.

Наверное, мне стоило забеспокоиться о том, что мы можем запросто с нее навернуться, и покрепче вцепиться в свою ездовую лошадку, но пьяным, как говорится, море по колено, а потому я беззаботно болтала ногами и крутилась туда-сюда, насколько это позволял крепкий хват мужской руки.

Меня вдруг осенило, что я не попрощалась со своими благодарными слушателями, а потому я оттолкнулась ладонями от широкой спины, стараясь как можно выше задрать голову, и крикнула на прощание:

— Аривидерчи! Завтра, ик, продолжим. — И ручкой помахала на прощание. В ответ раздался восторженный гул и пожелания повторного концерта.

Потом мы все же добрались до конца лестницы и повернули в полутемный коридор. Голоса разом смолкли, и грустно как-то сделалось. Я подперла ладонью щечку и вопросила у своей пернатой лошадки:

— А мы куда?

— Не мы, а ты. Ты идешь в постель!

— Что, одна? — тут же возмутилась я. Не, погодите, он же не далее как пару часов назад предлагал мне отправиться в нумера. Уже передумал, что ли? Быстро…

— Если хочешь, можешь в обнимку с подушкой, — предложил Фауст, но меня такая альтернатива совершенно не устраивала. Феникс же всяко лучше подушки. Тепленький, приятненький, мягонький. Наверное… Ну, в некоторых местах.

И я тотчас уставилась на то самое место, которое должно было быть мягким, благо положение вниз головой как раз позволяло хорошо его рассмотреть.

Вид мне понравился. Ну прям очень-очень понравился. И я лишь уверилась в своих желаниях.

— А я хочу с тобой! — заявила фениксу и с размаху шлепнула его ладошкой по пятой точке.

— Люба! — взревел Фауст, и мир в мгновение ока перевернулся.

Голова резко поменялась местами с задом, и я оказалась в вертикальном положении, ногами на полу. Вот только эти ноги совсем не хотели держать желеобразное тельце, а потому пришлось повиснуть на шее у блондина, дабы не повстречаться носом с отшлифованными досками паркета.

— Ты что, издеваешься?! — прорычал Фауст, гневно глядя на меня и потирая ладонью удостоившийся всестороннего внимания зад.

— Я? Ни в коем разе! — уверила пернатого и еще крепче обхватила его шею.

Фаусту почему-то это не понравилось. Блондин коротко рыкнул и грубо отодрал меня от своей груди.

Нет, ну что такое? Я только собралась его помацать… недотрога, право слово.

Потом меня резко развернули, с ноги распахнули дверь, перед которой мы стояли, и втолкнули в номер для новобрачных.

— Постелька! — обрадовалась было я, а потом узрела на этой самой постельке смутно знакомого полупрозрачного духа. — Бабушка! — пропела я так же радостно и бросилась обнимать родственницу. Да только забыла, что призрачная бабушка — эдакое нематериальное существо, а потому попросту шлепнулась на кровать, зарывшись мордочкой в мягкое одеяло.

— Ну наконец-то. Явились! — раздраженно фыркнула графиня, по всей видимости, совершенно не обрадованная семейной встречей. — Потрудитесь объяснить, что здесь происходит?! Как я сюда попала? И почему моя праправнучка в таком состоянии?! — Вопрос, похоже, предназначался фениксу. А я даже немного обиделась. Со мной что, разговаривать не хотят?

Фауст же тяжко вздохнул, буркнул под нос что-то невразумительное, но явно ругательное, и так же с ноги захлопнул дверь в номер.

Ууу, сейчас что-то будет!

Глава 8 ПРОВАЛЫ В ПАМЯТИ

Проснулась я с диким похмельем. Голова раскалывалась, во рту открыла свой мини-филиал пустыня Сахара, да и тело почему-то ныло так, словно я вчера в марафонском забеге успела поучаствовать.

С протяжным стоном села на кровати и обхватила руками многострадальную голову.

— Доброе утро! Как самочувствие? — раздалось сзади, и, медленно повернувшись, я узрела опирающегося о подоконник Фауста. Окно было не зашторено, а потому солнечный свет болезненно ударил по непривыкшим глазам, и я тут же прикрыла их ладошкой.

— Отвратительно…

— Стыдно? — почему-то вдруг спросил Фауст.

Вновь подняла на него взгляд.

Блондин стоял, прищурившись, скрестив руки на груди, и выжидательно на меня пялился. И по этому его взгляду я поняла — да, мне точно должно быть стыдно!

Вот только за что? Ни черта не помню!

— Наверно… А что вчера было? — попыталась прояснить ситуацию и, поднявшись с кровати, направилась к низенькой тумбочке, на которой очень кстати стоял графин с водой.

Из одежды на мне была лишь тонкая хлопковая сорочка, но феникса этот факт ничуть не смутил. Более того, увидев, что меня нехило штормит, мужчина подошел и помог наполнить стакан.

— Не помнишь, значит, ничего?

— Неа, — мотнула головой и сделала большой глоток.

Сахара во рту оросилась живительной влагой, и мне заметно полегчало. И водичка такая вкусненькая оказалась, сладковатая, холодная до ломоты в зубах. То, что нужно.