Дорога или повесть о дружбе (СИ)

Через 2 дня, в пятницу, меня утром осмотрела врач и сказала, что я могу собираться. Мои вещи принесут мне прямо сейчас, а внизу меня уже ждет мама. Я на каком-то автоматизме собрал вещи в старую спортивную сумку, оделся и только когда взял за корешок старого томика "Волшебник Изумрудного города" меня как током тряхнуло. Нет... Я не могу уйти не попрощавшись. Не мог уйти, позорно без оглядки, не попросив у него прощения. И с этими словами, крепко сжимая книжку, я бросился к дежурной медсестре. К счастью, сегодня дежурила Маргарита Тимофеевна. Она с каким-то странным выражением встретила меня, как - будто настороженно:

-- Ну что? Собрался уже? - спросила она с улыбкой.

-- Я... Да, я... - в спешке начал я, - понимаете, ну... Я не могу уйти, не попрощавшись с ним. Понимаете, не могу?

-- Ты о ком? - снова настороженно спросила Маргарита Тимофеевна.

-- О своем друге, о Павлике. Я говорил о нем... Я понимаю, что мне нельзя туда, в другое отделение, но... Понимаете, я обидел его, ну... понимаете? Он заплакал и убежал, а я не смог остановить его. И я хочу, ну... Чтобы он знал, что я не...Что я не предатель...

-- Леша, подойди сюда, - вдруг тихо сказала Маргарита Тимофеевна, указывая на скамейку возле ординаторской...

-- Зачем? - растерялся я.

-- Присядь, пожалуйста...

Я присел. Маргарита Тимофеевна присела рядом.

-- Леша... Я не знаю и не понимаю, кто тебе про это рассказал. Возможно, Сережка Новиком, с которым вы на днях шушукались тут... Но с твоей стороны... Словом, если бы я не знала, что ты честный и порядочный мальчик, то...

-- Я не понимаю, - растерянно ответил я.

-- Понимаешь, - ответила Маргарита Тимофеевна, на всякий случай осмотревшись, как - будто желая убедиться, что больше в холле никого нет, кроме нас - несколько лет назад в нашей больнице произошел несчастный случай. Сын нашей медсестры, Татьяны Ивановны, Павлик Семенов, который лечился в соседнем отделении эндокринологии, балуясь с ребятами по палате, выбрался на карниз здания и, сорвавшись вниз, погиб. Вернее, умер спустя несколько часов в реанимации. Самое страшное, что это произошло на глазах его мамы, она это все видела, как он упал, понимаешь?

-- Его тоже Павлик звали? - переспросил я.

-- Слушай меня. Тогда Татьяна Ивановна это как-то пережила, я не знаю как, но... Позавчера, когда ты начал рассказывать всякие фантазии, о нем, как о своем друге, у нее случился приступ... Я готова была тебя... Не знаю, я не имею на это права. Но как ты мог?

-- Я не... не понимаю, - выдавил я , чувствуя, что все тело немеет и голова начинает кружиться.

Маргарита Тимофеевна встала, открыла шкаф в ординаторской и вытащила оттуда небольшую книжку. Затем присела рядом и открыла ее. Это оказался самый обычный фотоальбом. На первой же странице была изображена молодая красивая женщина, в которой я без труда узнал Татьяну Ивановну. Она выглядела намного моложе и на ее лице сияла искренняя улыбка. Но на нее я внимание обратил меньше всего, мои глаза видел и одновременно не готовы были принять того, кто был изображен рядом с ней.

Это был Павлик. Мой самый лучший друг. Вернее тот, кого я считал таковым.

*******

Он был таким же, как и всегда. Как в первую нашу встречу. Взъерошенные светлые волосы. Огромные, задорно блестящие серо-голубые глаза. И эта улыбка. Простая и в то же время до боли знакомая. Небольшие ямочки на щеках. Только одет он был не в старую пижаму, а в простые мальчишеские шорты и вытертую желтую футболку с изображением футбольного мяча.

Маргарита Тимофеевна что-то говорила, но ее голос понемногу отдалялся от меня, становился все тише, а в голове послышалась музыка. Странная, но усиливающаяся, заполняющая все пространство внутри меня. А перед глазами все поплыло, воздух, казалось, окрасился в темно-серый цвет. Нет. Это не он. Это просто похожий мальчишка. Не Павлик. Не живой... А выдуманный. А мой друг, он рядом... Наверняка, сейчас он придет сюда и все объяснит. Что они, взрослые, во всем этом понимают?

Когда я открыл глаза, все было по-прежнему. Только у меня над головой виднелся белый больничный потолок, а носом я чувствовал какой-то неприятный запах, то ли касторки, то ли какого-то одеколона. Я лежал на больничной кушетке, а рядом со мной сидела моя мама и держала меня за руку. На глазах у нее были слезы.

-- Лешенька, как ты, сынок? Ты в порядке?

-- Где... где он? - выдавил я, не узнавая своего голоса, но чувствуя, что слезы подбираются к самым глазам, - пожалуйста, попросите, чтобы он пришел... Я не могу... Понимаете. Я не могу...

-- Леша, успокойся, - послушался голос Маргариты Тимофеевны, и вы, (это к маме), успокойтесь. Это все Сережка Новиков, запудрил мальчишке глаза какими - то историями, а мальчик ваш впечатлительный оказался, вот он и...

*******