Дорога или повесть о дружбе (СИ)

Гул от моих шагов эхом отозвался в пустом коридоре пристройки. Внутри меня все замерло. Мне показалось, что сейчас, из-за угла выйдет сторож с фонарем и обнаружит меня. Но никто мне навстречу не вышел и я потихоньку успокоился. Поплотнее прикрыв за собой окно, я зажег фонарь и на цыпочках побрел по коридору вперед, туда, где по моим расчетам, должна располагаться лестница.

Эту жуткую ночь я не забуду никогда. Скрип старых пыльных половиц мне казался просто оглушающим, а своды темного, пустого коридора казались мне зловещими великанами, спящими в тревожной ночной тишине. Стены коридора были все в трещинах, местами краска на стенах облупилась, обнажая серую штукатурку. Справа и слева располагались больничные палаты, в некоторых из них стояли старые железные кровати. Мысли о том, что здесь могут водиться самые настоящие приведения из старых сказок Уальда и Гофмана заставляли мое сердце сильнее биться от ужаса. Но я не должен был сдаваться. И хотя я понимал, что, возможно, совершаю глупость, я не должен был... Не мг повернуть назад... Ради Павлика.

Поразительно, но, несмотря на то, что пристройка давно не функционировала, отопление в ней было включено, пусть и не на полную мощность. Тем не менее, в пальто было очень жарко. Я снял пальто, и шапку и варежки запихнул в карман. Стало полегче...

Добравшись по лестнице я начал подниматься на пятый этаж. Мои расчеты должны быть верны. Если моя палата в основном здании находилась на пятом этаже, то и окно в пристройке, где я видел тень, тоже должно было находиться на пятом этаже. Вот и пятый этаж. Выключив на всякий случай фонарь я аккуратно, на цыпочках пошел по коридору. Вот первая палата, третья, пятая... Окна во всех этиъ палатах выходят на сторону основного здания. Все палаты были пусты, даже кроватей в них уже не было, вероятно, их все перенесли на первый этаж или отнесли на склад. Где-то тут, в одном из этих окон я видел его... Где-то здесь, я не мог ошибаться.

Вот и последняя палата. Осторожно подойдя на цыпочках ко входу я заглянул внутрь. Перед моими глаза открылась удивительная и странная картина, казалось, вырезанная из какого-то фильма или книжки.

Палата ничем не отличалась от остальных. В углу стояло несколько старых тумб. Окно было ярко освещено лунным светом. А на подоконнике сидел, поджав ноги к подбородку, уронив голову на колени... Павлик. Мой Павлик. Он был все в той же своей белой больничной пижаме. Но не это потрясло меня больше. А то, что его тело буквально сотрясалось от плача, от тихого, но проникающего болью в самое сердце плача. И скорее почувствовав его слезы, нежели услышав их, я понял, что больше сил идти нет. Ноги подкашивались и больше не держали. А на глаза, ни с того, ни с сего вдруг навернулись слезы.

-- Пав... лик. Ты здесь, - услышал я как - будто со стороны свой голос, не желая верить своим же словам.

Павлик поднял голову и обернулся ко мне. Я не видел его глаз, но я знал, я почувствовал, что он испытывает. Наверное, то же, что испытывал я - радость, удивление и какое-то непонятное облегчение на душе, как - будто огромный камень сняли с моих плеч. А что будет дальше, мне было все равно. Ведь со мной рядом мой Павлик, Пашка, мой самый... лучший... друг.

-- Лешкааа, - с плачем бросился ко мне Павлик и, подбежав ко мне, обнял меня обеими руками и прижался ко мне, как маленький малыш.

И у меня из глаз снова полились слезы. Господи. Он весь дрожит... И он... Он рядом... Он настоящий... Настоящий...

-- Ты... правда? Ты... пришел? Ты пришел ко мне?

-- Конечно, ведь я... Я же обещал... Обещал, что приду, - ответил я, чувствуя, что слезы мешают говорить, а слова застревают на губах

-- Я знал. Я знал и не верил. Но я знал... Я знал, что ты настоящий. Настоящий друг.

-- Я же говорил тебе, помнишь? Много раз? Ты же помнишь?

-- Помню... Я помню, - шептал Павлик, смотря на меня своими огромными глазами, в которых отражались отблески лунного сияния.

*******

Мы сидели рядом на подоконнике и держались за руки. Руки у Павлика были такими же теплыми, как тогда. А у меня... Да, наверное, как "ледышки".

-- Ага, как ледышки, - угадал мои мысли Павлик и улыбнулся.

Я улыбнулся в ответ. Господи... Как много я хотел сказать ему, как много спросить. Но слова сами застревали у меня в горле. И оттого мне было так больно, что снова хотелось плакать.

-- Это случилось в августе. Меня по назначению врачу положили сюда на обследование. А мальчишки в палате... Словом, среди них было пара моих одноклассников. Они меня дразнить начали и унижать при всех. Говорили, что трус, что даже сдачи дать не могу, что "маменькин сынок". А ведь я и правда не могу. Я не могу дать сдачи в школе никому... Ведь... Это, больно, когда бьют тебя, даже если ты самый злой хулиган... Сначала другие ребята их не слушали, а потом и они меня начали звать трусом. А я не трус. Знаешь, когда после первого класса я в деревне отдыхал, мой котенок Тобик в пруд упал, а я за ним бросился, прямо в одежде. Потом меня ругали так, даже всыпали ремня... Я не трус, понимаешь?