– Силка, с тобой все в порядке? Нам нужна твоя помощь, – прерывает ее воспоминания обеспокоенный Кирилл.
– Вся эта кровь, – уставившись на снег, произносит она.
– Силка…
Федор осторожно дотрагивается до ее плеча. Она вздрагивает. Потом к ней возвращаются звуки, свет и окружающая картина. Проглотив ком в горле, она глубоко вдыхает.
Затем концентрирует внимание на лежащем у ее ног в беспамятстве человеке. Хотя его лицо испачкано кровью, ей кажется, она его знает.
– Принеси носилки, Кирилл. Я не могу разглядеть его травмы, – с усилием произносит она. – Отнесете его в машину, и там я осмотрю его.
Мужчину кладут на носилки, и по пути в «скорую» Силка идет рядом. К ней подходит какой-то заключенный.
– Он поправится?
– Пока не знаю. Как его зовут?
– Петрик. Александр Петрик, – отвечает заключенный и отходит в сторону.
Глава 31
– Наблюдай за больным с койки тринадцать и запиши время смерти, – говорит Силке Юрий Петрович на следующее утро, начиная обход отделения; ему и в голову не приходит, что Силка всю ночь дежурила у койки 13. – Удивительно, но он еще жив. Я предполагал, что он умрет ночью.
– Хорошо, – стараясь не выдать своих чувств, отвечает Силка.
В конце концов, она почти совсем не знает Александра, перемолвилась с ним парой слов.
По пути к койке 13 Силка вновь просматривает карточку Александра. Подойдя, она опускает взгляд на его неподвижную фигуру. Лицо Александра сильно распухло. Она видит, что у него сломаны нос и левая скула, осторожно приподнимает ему левое веко, замечая зрачок-точечку и влажный глаз. Странно прикасаться к нему после всех этих лет и в таких обстоятельствах.
– Ой, Александр, чем ты заслужил такие побои?
Силка отворачивает одеяло и осматривает его грудь и живот. Весь живот покрыт темно-фиолетовыми синяками. Она осторожно ощупывает его ребра. Ни одно как будто не сломано. Потом осматривает ноги. Многочисленные синяки и сильно распухшее, вывернутое левое колено. Явных переломов костей нет.
– Почему пострадавший с койки тринадцать не получает интенсивного лечения? – спрашивает Силка у Любы. – Я вижу синяки и припухлости, и у него разбито лицо, но переломы главных костей отсутствуют.
– Точно не знаю, – отвечает Люба. – Но… – она понижает голос, – я слышала, его поймали на переправке из лагеря текстовых материалов. Считают, что он занимается этим уже давно.
– Кто это сказал?
– Рано утром сюда приходил один офицер, спрашивал о нем. И ушел, когда ему сказали, что пациент не выживет.
Силка припоминает, что видела какие-то записи на краях листов бумаги на его столе в административном корпусе. Неужели врач поручил ей этого пациента, поскольку знал, что она не даст ему так просто умереть, в то время как служебная записка предписывала администрации не предпринимать дальнейших шагов?
– Я собираюсь немного очистить ему лицо и попытаюсь определить, есть ли у него на голове рана.
– Он твой больной, – говорит Люба. – Просто будь осторожна.
Силка занимается другими своими пациентами, а потом возвращается к Александру. Она старается не слишком явно проявлять заботу о нем. Смывая с его лица засохшую кровь и вынимая из кожи головы деревянные щепки, она тихо разговаривает с ним. Потом обмывает ему грудь, внимательно осматривая повреждения. Она выпрямляет его вывернутую левую ногу и вроде бы ощущает дрожь сопротивления – рефлекс на боль, который возник бы у человека в сознании.
Силка выходит на улицу с тазиком и набивает его свежевыпавшим весенним снегом. Подстелив полотенце под ногу больного, она обкладывает колено снегом и завязывает другим полотенцем. Она отслеживает все основные показатели состояния организма Александра, и они убеждают ее в том, что он продолжает бороться за жизнь.
В течение всего дня она наблюдает за Александром, заменяя растаявший снег свежим. Она замечает, что опухоль вокруг колена немного спала.