Дорога к неведомому

Как бы резко это ни прозвучало, он, вероятно, был прав. За исключением нескольких жителей Белого дворца, скучать по мне могли немногие. У меня был могущественный дар, но в политике он мне, к сожалению, никак не помогал. Для своей страны я была символом мира, кем-то вроде святой покровительницы, но отнюдь не помощницей в повседневной жизни.

– Если ты все еще чувствуешь желание стоять рука об руку со своим народом, я попрошу Гордона вернуться на остров, – добавил Люсифер.

Я поспешно покачала головой:

– Нет-нет, я совсем не это имела в виду. Как бы себялюбиво это ни звучало, я счастлива, что смогла ненадолго сбежать от повседневной жизни.

– Это вовсе даже не себялюбиво. Если кто-то и заслужил передышку, так это ты.

Я улыбнулась ему и медленно его поцеловала. О своей боли в эту минуту я почти забыла.

В постели я провалялась целых два дня. Два дня Серафина приносила мне что-нибудь поесть в каюту; два дня Люсифер объяснял всем, что я не очень хорошо себя чувствую, и два дня вся команда ухаживала за мною, словно за раненым олененком.

Это был первый раз, когда я по-настоящему поняла, что в этом путешествии получила больше, чем новых друзей и возможность отвлечься от повседневности. Я нашла семью. Леандер ушел навсегда, и никто не сможет его заменить. Но эти люди, которые заходили в мою каюту, стояли рядом и отвлекали меня от моей боли, – они стали моей другой семьей.

Они оказывались рядом, когда были нужны мне, заботились обо мне. Я для них что-то значила. Они дали мне почувствовать себя нужной. А еще они даже понятия не имели, как много значила для меня их поддержка.

В первый день Люсифер большую часть времени оставался со мной. Я отослала его только дважды – в первый раз, когда в дверь постучала Астра, и во второй раз, когда в каюту просунула голову Морган. Удивительно, но меня совершенно не смущало мое состояние. Я не испытывала стыда ни перед кем в команде, даже перед Эшем.

– Да это просто какой-то позор! – бушевала Астра, только что вошедшая в мою каюту. – Кто бы ни решил учинять такое с женщинами каждый месяц, будь то Дьявол или Богиня, – чтоб ему или ей провалиться! Неделя кровотечений! Тьфу! Как вообще можно было придумать что-то подобное?

Я постаралась скрыть улыбку, но нашла ее поведение исключительно забавным. Астра с чувством прокляла все высшие силы, а затем в ярости вылетела из каюты.

Морган же поступила ровно наоборот, с беспокойством осведомляясь о моем самочувствии и отвлекая меня как только могла. Она попросила меня рассказать о моем детстве. Я поведала ей о Белом дворце, о хорошей еде и дорогой одежде, о балах и уроках правильного поведения, о Грете, Мадлен и Аннабель – и, конечно же, о моих часах тайных тренировок с Леандером в дворцовом саду.

– О, что бы я ни отдала за такую жизнь! – восторгалась Морган.

– Да не так уж это было и здорово, – ответила я. – Я предпочла бы быть обычной жительницей королевства или охотницей на чудовищ, нежели принцессой.

– Что ж, нам стоило бы с радостью поменяться местами, – усмехнулась Морган, и ее золотисто-карие глаза вспыхнули в лучах осветившего каюту солнца. На ней было простое, но красивое бледно-голубое платье, украшенное по краям переливающимся жемчугом.

Она начала рассказывать мне о собственном детстве, о времени перед смертью ее матери. Они с матерью не были особенно богаты, но обе питали слабость к роскоши. Жили они в дорогом доме на окраине Адрии, оставшемся им в наследство. С заросшим садом и немножко жутковатый, так сама Морган описала этот дом – но она любила его, несмотря ни на что. После смерти матери ей с тяжелым сердцем пришлось продать эту собственность, потому что она не могла в одиночку поддерживать ее в приличном состоянии.

Любовь к моде Морган унаследовала от матери. В хорошие годы они оставляли почти все заработанные деньги в лучших швейных мастерских Адрии, покупали там самые прекрасные ткани, а затем сами шили из них одежду. Позже, после того как ее мать была убита, Морган вышла на улицы, чтобы зарабатывать деньги пением и музыкой. Если бы это не удалось, то, по всей вероятности, она стала бы швеей, пойдя по стопам матери.

Моя подруга с восторгом рассказывала о своем детстве, но я знала, что все было отнюдь не так замечательно, как она пыталась это представить. Дорогая одежда, украшения и старый дом были всего лишь средствами для достижения цели. Целью же было поддерживать видимость причастности, дабы жители Адрии продолжали скрепя сердце терпеть этих чужаков.

Прежде чем Морган смогла рассказать мне что-либо еще, в дверь постучали, и вошел Уилл со своей колодой карт; за ним следовали Люсифер и Кэл. Мы играли в карты, и вскоре я вновь почти забыла о боли в животе.

На второй день мне стало лучше, но меня все равно навещали. Я читала с Кэлом и рисовала с Грейс. Художница наконец разрешила мне запечатлеть ее, и мне потребовалось почти полдня, чтобы мой рисунок стал худо-бедно на нее похож. В конечном итоге мы обе очень гордились собой.