Дорога к пропасти

«Которого вы убили…» Значит, милиционер умер?! И Кобра свалил убийство на меня! Убийство… Нет, только не это, только не это! Я не убивал! Я его ни разу не ударил… А может быть Кобра ничего не сказал? И следователь берет «на пушку»? Все отрицать — только так можно спастись! Никто ничего не знает. Никто. Один Кобра…»

Словно издалека доносится голос Дегтярева:

— Какой у вас плащ?

— Серый, — машинально говорит Борис.

— А у Зарубина?

«О чем он спрашивает? Зачем это ему? Но пусть. Пусть спрашивает о чем угодно, только не о пистолете. Только не о нападении!» И вдруг словно железный обруч стиснул горло. Плащи… Он совсем забыл о них. В ту ночь Анатолий и он были в плащах. Их нашли, и теперь… «Что теперь? Как они могут доказать, что это наши плащи?»

Дегтярев как будто читает его мысли:

— Плащи найдены. И плащи эти ваши. При обыске у Зарубина обнаружен капюшон. Криминалистическая экспертиза установила, что капюшон и плащ — части одного комплекта.

— Но я здесь причем? Мало ли с кем Кобра мог напасть на милиционера…

— В кармане серого плаща лежит пакетик с нембуталом. Восьмого мая вы были в поликлинике и жаловались на бессонницу. Врач выписал вам рецепт. Только молодостью и неопытностью врача можно объяснить, что он поддался на ваши уговоры и согласился дать такое сильнодействующее средство. На следующий день в аптеке на улице Горького вы купили снотворное. Боялись, что начало вашей преступной деятельности лишит вас сна.

«Он все знает… Решительно все!»

— Ну, как? Будете говорить?

— Да… — Борис проводит языком по пересохшим губам. — Но, клянусь, я не убивал… Я даже не знал, что Кобра на это решился. Клянусь…

— Только стояли рядом и смотрели, как Зарубин убивает человека? Вы — молодой, здоровый, сильный — не могли помешать убийству?

«Этот следователь будто своими глазами все видел…»

— Поедете с нами на место происшествия. Покажете, где и как все произошло.

В Покровско-Стрешневе, около дома, где Зарубин убил сержанта милиции, Борис испытал такое потрясение, словно ему заново пришлось пережить весь ужас той ночи. «Поговорить бы с кем-нибудь. Открыто, без утайки… Но разве хоть один порядочный человек захочет меня слушать? Может быть, только он, этот следователь…»

И Борис говорит. Сбивчиво, путанно говорит о себе, о своей жизни. Он всегда был прямо-таки влюблен в себя. Думал, нет никого на свете красивее, умнее, талантливее. Знал, что многого мог бы достигнуть трудом. Но когда это будет? Пройдут лучшие годы. Уйдет к другому Марго… Он должен удержать ее, удержать во что бы то ни стало! Он хочет с блеском пройти по жизни. Сейчас же. Немедленно. Как это сделать? Путь указал Анатолий. Сначала испугался, но потом решил — почему бы и нет? И что такое честность вообще? Понятие весьма относительное! Главное — не влипнуть. А вдруг? И тогда опускались руки, пересыхало во рту. Наверно, он трус. Жалкий, ничтожный трус!.. Бежать! Бежать из Москвы. От родных, от друзей, уверенно шагающих в будущее! А может быть лучше шагать с ними в ногу? Не ждать каждую минуту ареста? Не бояться?.. Но он с негодованием отбрасывал эту мысль, недостойную «свободного и гордого человека». А она все возвращалась и возвращалась. Развенчивала ореол «романтики». Теперь он понимает — какая тут к черту романтика! Одна гадость и грязь. Если б можно было вычеркнуть из жизни все, что с ним произошло после встречи с Зарубиным! Все, кроме знакомства с Марго. Но не вычеркнешь. Теперь уже не вычеркнешь…

«Что за каша в голове у этого мальчишки! — думает Дегтярев. — Немало придется повозиться, чтобы сделать из него человека. А можно сделать»

* * *

До самого вечера просидел Кирилл Дегтярев над обвинительным заключением. Писал и думал о людях, с которыми пришлось столкнуться. Кобра. Красавчик. Гога… Разные люди. Разные характеры. А переплелись они в один клубок. И покатился этот клубок по пути преступлений. Легко жить! Все брать и ничего не давать взамен. Вот их девиз. Общий для всех. И все-таки они разные люди.

Перед мысленным взором проходят обыски, допросы, очные ставки. Дегтяреву слышится жалкий голос Бориса Ракитина, когда его опознала Мария Кондратьевна Сергейчук:

— Пусть она скажет вам, гражданин следователь, как я с ней обращался! Пусть скажет. В чувство привел, воды дал…

— Полотенцем обмахивал, — угрюмо усмехнулся Зарубин. — Как боксера на ринге.

На очной ставке с девушками из сберкассы Зарубин не усмехался. В глазах его была лютая ненависть. Он ненавидел весь мир. Даже мать и брата. Особенно брата. Если б мог — убил бы его. Но теперь уже никого не сможет убить этот бандит, потерявший человеческий облик. У Кобры вырвано жало.

Зарубин так и не сознался в убийстве сержанта милиции. Что ж, это ему не поможет. Доказательства его вины очевидны, запутать судью и народных заседателей ему не удастся.