Дорога, которой нет

Ура! Я помирилась с зеркалами,
дрессировать эмоции учусь.
В трёхкомнатном бедламе – как в вигваме –
с утра пораньше истребляю грусть,
а заодно и прошлого столетья
наряды. (Эй, на подиум – бомжи!)
Все трудности смогу преодолеть я,
ну просто супер! («Зеркальце, скажи…»)
Пусть лошадь я, заезженная бытом:
работа – совместительство – обед,
долгами обросла и целлюлитом,
но всё равно прекрасна, спору нет!
Теряю шапки / зонтики / любимых,
назначить бы себе пирацетам.
Я совершенно не-по-ко-бе-ли-ма.
Напозитивлюсь – что-нибудь создам.
Пока ещё посапывают дети,
«забацаю» отпадный образец:
настрой на жизнь, «шедевру» в Интернете,
яичницу на завтрак, наконец:)

Просто лето

Просто лето… просто мы все летаем.
Мы садимся в длинные поезда
и печали в тёплых морях смываем,
забываем (кажется, навсегда).
Просто лето – просто чуточку дети.
Вспоминает что-то наш бедный дух,
отпадает тяжесть, и путь наш светел,
остаётся только «тудух-тудух»…
Города, где плещется жизнь чужая,
а навстречу космос – русский простор,
и звучит как музыка – «уезжаем»,
и рисуют рельсы простой узор.
А в прохладном тамбуре дым струится,
и дышать легко, и дорога – дом,
и чужих деревьев родные лица
задевает вечность живым крылом.

На маяк

Под вечер жары утихает напряг,
И сыплется звёзд алыча.
Ко мне приходи посмотреть на маяк
С балкона, и вместе молчать,
И слушать, как щёлкает южная ночь,
Луна по ладоням течёт.
Никто никому не сумеет помочь.
Никто никого не спасёт.
Напрасно повиснет родная рука.
Прости, если что-то не так.
Отчаянной шпагой огонь маяка
Вселенский царапает мрак,
Огонь одинокий, не знающий лжи,
Надежд невесомый маршрут…
Внизу в темноту выползают ежи,
Ежовые песни поют.

Крымское

Под крылышком Крыма живёт загорелая лень,
под крылышком Крыма – прозрачное сердце твоё.
На гребне волны зажигая морскую сирень,
о чём-то знакомом негромкая вечность поёт.
В солёной воде растворяется мелочность дней,
смыкаются веки, века превращаются в миг,
и рифмы-рыбёшки доверчиво дремлют на дне,
и невод дырявый бросает всё тот же старик.
Воздушные змеи не могут оставить следов,
воздушные змеи не знают, кто дёргает нить.
Ты персик кусаешь и медленно пьёшь «бастардо»,
и море шумит,
так о чём же ещё говорить?
Ты пьёшь «бастардо», ты терзаешь остывший глагол
и тайну тревожишь, а рядом, на тёплом листке,
огромный и кроткий, глядит на тебя богомол,
и звёздное небо сияет в зелёном зрачке.

«Август хрустит переспелым арбузом…»