Дорога, которой нет

Прими (и другого не требуй)
Весёлый балласт – бытиё,
Московское громкое небо,
Подземное небо твоё.
Грохочут железные змеи,
И воздуха бьётся стекло.
Тебя этот город сильнее,
Но ты понимаешь его.
Гудят колокольные клёны.
Осенний мигает экран.
Ты – только кусочек планктона,
Влюблённый в чужой океан.

В невесомости осени

В невесомости осени, в нежном свечении,
в пустоте распахнувшейся невыносимой,
очутившись немножко в другом измерении,
ощущаешь внезапно – какая-то сила
отрывает тебя, и несёт, и качает,
и стоишь ты, как юнга на палубе скользкой,
удержаться пытаешься, не замечая,
как сигналит рябины маяк беспокойный.
Говори же со мной – не стихами, так ветром
расскажи своё сердце, случайный попутчик.
В невесомости осени – ниточка света,
Млечный Путь под ногами всё гуще и гуще…

«Если на сушу выскользнули слова…»

Если на сушу выскользнули слова,
Брось их обратно в быструю реку-речь.
Берег бессонницы долог, вода светла,
Бакены гаснут. Душу не уберечь.

В ракушку-сердце гулко стучит прибой,

Растёт тоска, когда утихает шторм.
Мёртвые рыбы приходят на водопой,
Тычутся в небо распоротым грустным ртом.

Берег бессонницы долог и каменист,

Густо усеян обломками мечт и мачт.
Только слова скользят по течению вниз,
К синему морю, где солнца плавник горяч.

Роза метелей

Ветер скатерти белые стелет
На столе бесконечного льда.
Распускается роза метелей
В золотых заполярных садах.
Лепестков её яростный сполох
Возле звёздной сияет тропы.
Безболезненным белым уколом
Рассекают пространство шипы.
Ах, как холод пронзительно греет –
Нестерпимого света струя.
Здравствуй, родина! Гиперборея –
Необъятная тайна моя!

«Хочется холода, чистого ясного холода,…»

Хочется холода, чистого ясного холода,
неба ночного, хрустального, родникового,
чтоб завивались, кудрявились инями-янями
пряжа созвездий, полярное пламя-сияние.
Хочется – очень – крахмального хрусткого холода,
чтобы луна новогодней сверкала подковою.
От канители вселенской, от пакости плачущей
спрятаться в зиму – большую блестящую ракушку,
скрыться в обители строгого светлого холода.
Счастливы мы, если только несбыточным скованы.
Господи, где Ты?
Над пропастью мира кричащего
северный ветер – глоток ледяного причастия.

«Света не будет, будет покой…»