О, эта трава, тоскующий исполин,встающая выше неба, выше земли,куполов, крестов, растаявших деревень –не пройти сквозь неё, не прорваться,не одолеть…Она не помнит имён, не знает добра и зла,тело её – огонь, а пальцы – зола,корни реке подземной стали мостом,шёпот – громче, чем океанский шторм.О, эта трава! Кромешный цветущий ад.Время отступать, разбрасывать, забывать.Беги же скорей в могильники-города,навылет в спину – крапива да лебеда.
Бабушка Шуня
Памяти моей бабушки Щербининой (Колодешниковой) Марфы Гавриловны посвящается
Заосенние годы – нетяжкая ношаДля того, кто не копит обид за плечами.«Нарожаешь-то всяких – плохих и хороших» –Говоришь ты негромко, почти без печали,Свет мой, бабушка Шуня! Огромный столетник –На окне, на подушечке алой – медали.Ты из прошлого века уходишь последней,Обнимая глазами нездешние дали,И улыбка – морщинками – милым узором.Не понять нам, теперешним, как это было:Пятерых поднимала в нелёгкую пору,В перестройку двоих сыновей схоронила.На коленях – уставшие, умные руки(От любой-то беды ты спасалась работой).Разлетелись по свету беспечные внуки.Смотрит дед с довоенного строгого фото.Вот и встретились…
Дядька Валька
Валентину Ивановичу Сумарокову
Над колхозными бродит полямиМесяц – остро наточенный серп.Дядька Валька сегодня гуляет,Рвёт гармонику, пьяный совсем.Наливаются вены жестоко,А в груди зажимает… нет сил!Рядовой Валентин СумароковПятерых в рукопашном валил.Бой один был особенно лютый,Веспрем – так называлось село.Девяносто прыжков с парашютом,Девятнадцать солдату всего.Бог безбашенных, видно, жалеет,Пуля их не берет ни за что.Знал бы Валька, что смерти страшнееФронтовые бодрящие сто.Никого она не отпустила,Распроклятая курва-война.Победители «горькую» пилиИ молчали, молчали до дна.И жена, и детишки удрали…Зажимает… аж больно дышать!Всё пропито – любовь и медали,Но ещё остаётся душа.Обступают из прошлого тени.Снится немца обугленный труп.Грустно смотрит с портрета Есенин,Заломив неприкаянный чуб…