– Потом стали заражаться солдаты. Их всего трое осталось.
– Двое, – поправил Костя.
– Кто умер от голода, кто ушел искать цивилизацию.
Между тем, никто не знал, из-за чего, собственно, началась болезнь генерала Лаптева. После звонка президента он, как и полагается, поехал на отдых в военный санаторий, который находился за Геленджиком в местечке Бетта. Шашлыки, белое сухое вино, море, солнце и женщины быстро сделали свое дело. Генерал поправился и даже забыл о своих горестях. В напарниках по картам ходил у него некий полковник ВВС Печенкин, который воевал в Афганистане и даже был в плену у моджахедов, правда, всего три дня – наши отбили. Но, оказывается, он был еще и ликвидатором аварии на ЧАЭС, а их аэродром дозаправки находился всего в получасе лета от Саркофага.
С этим летчиком Печенкиным они не только играли в преферанс, но и усердно возливали. И вот как-то они повздорили из-за одной женщины, и Печенкин в пылу ссоры укусил генерала Лаптева за большой палец на левой ноге. Казалось бы, чепуха – нога, палец. Кто не умудрялся занозить ногу хоть один раз в жизни? Но между тем, болячка не проходила. Палец, правда, вначале чуть распух, но потом опухоль прошла, а укус – не заживал. Даже морская вода и солнце не помогали. Лаптев, будучи, очень мнительным, обратился к лечащему врачу и даже по его рекомендации сбегал к хирургу. Все говорили: 'Пройдет', а оно не проходило. На всякий случай ему вкатили сорок уколов от бешенства. Генерал перестал здороваться с полковником. Настроение у него портилось каждое утро, когда он с горестно взирал на собственный палец. Кроме всех бед, с его лицом стало творить что-то непотребное. Вначале оно лишилось загара и стало бледным, как у приведения. Генерал еще больше испугался. Он сдал все анализы, которые можно было сделать в санатории. Ничего, кроме песка в почках, у него не обнаружили. Это такая реакция на субтропическое солнце. С нашими клиентами такое бывает, говорили ему врачи, а сами шептались по углам. Никто из них не знал, что значат подобные симптомы. Некоторые говорили, что это самое страшное – меланома, другие – что это проказа, но в странной форме, третьи вообще ничего не говорили и не думали, потому что были никудышными врачами и думать не умели. Самые прогрессивные из них полезли в Интернет, он и там ничего не нашли: нигде и никогда не описывалось признаков подобного заболевания.
Вдруг по душу генерала приехали прокурорские в больших чинах. Взяли его под белые ручки и повезли в черниговские леса. Вначале генерал Лаптев обрадовался – наконец-то все позади, и лишний раз старался не смотреть на себя в зеркало, дабы не расстраиваться, а вдруг все само собой пройдет?
Потом понял, что за него взялись всерьез и надолго. И приуныл. Напрасно он уверял прокурорских в том, что сам президент определил его дальнейшую карьеру, напрасно он доказывал, что все произошедшее имеет силу непреодолимых обстоятельств. Напрасно он вообще разговаривал с комиссией – судьба его была предрешена. Ему вменили в вину смерть восьмидесяти четырех солдат, двух лейтенантов и трех прапорщиков. А еще приведение в полную негодность дивизиона ракет малой дальности типа 'точка' и только что возведенной столовой. Никто не верил в то, что капитан Чепухалин сошел с ума и учудил такой разгром. Видно, в МО решили свести со мной счеты, думал генерал, но ошибался. И очень глубоко.
Пока его мытарили, он совсем забыл о своем лице, даже брился, закрыв глаза. А когда открывал, то готов был кричать от ужаса. Лица как такового уже не было. Глаза, обычно горячие и нервные, словно погрузились на дно черной лужи, рот поблек и стал похожим на бескровный рот старика, уши вообще куда-то делись и обнаруживались только на ощупь, а нос сделался бестелесным, словно его никогда не было. С горя в поисках исторической информации генерал Лаптев раз десять перечитал Гоголевскую повесть 'Нос' и отчасти нашел некоторое сходство, что мало его успокоило. Его по-прежнему таскали на допросы и следственные эксперименты. Шили дело. Но видно, что-то в военной прокуратуре не получалось, потому что, однажды ему шепотом предложили: или идешь под суд с обвинительным приговором лет на десять, или едешь в такую тьмутаракань, о которой даже он, боевой генерал, не мог думать без содрогания.
Генерал подумал, подумал и согласился на второй вариант, вовремя сообразив, что тот гарнизон, куда его направляют, просто нет желающих возглавить.
Строгая врачебная комиссия не нашли никаких отклонений в его здоровье. Когда же он задавал вопрос относительно своего лица, ему уклончиво отвечали насчет нервного стресса и депигментации. Впрочем, одно успокаивало: на севере все такие бледные. Ну буду самым бледным из бледных, утешал себя Лаптев.
Уже в вертолет, когда они летели над бескрайними сопками, у него произошло обострение. Летчик, который вышел из кабины, чтобы узнать, какие будут распоряжения, едва не выбросился за борт без парашюта – у генерала Лаптева окончательно пропало лицо.