Дорога на эшафот

С одной стороны, Василию ужасно не хотелось встречаться с Кураевым, но он хорошо понимал, что отсрочка, если тот захочет его разыскать, вряд ли поможет. С другой – ему интересно было знать, чем был вызван интерес этого человека к его скромной персоне, коль он говорил о нем с Елагиным. Да и вопрос о дедовских поместьях ему требовалось с кем-то обсудить, а других знакомцев, вхожих в закрытые для него двери высоких кабинетов, он попросту не имел. И тут ему пришла в голову мысль: «А почему бы не изложить свою просьбу Елагину? За спрос, как говорится, денег не берут, а он человек, сведущий в столичных, а теперь и дворцовых делах, худого не посоветует…» И он тут же обратился к хозяину дома:

– Иван Перфильевич, а можно мне переговорить с вами о делах своих, поскольку больше мне обратиться не к кому?

Тот согласно кивнул головой, и Василий постарался как можно короче изложить суть дела. Елагин внимательно и не перебивая выслушал его и лишь один раз спросил, кто из родственников Мировича уже обращался с подобной просьбой и куда именно.

– То мне неизвестно, но, поскольку дело так и не решилось, то, скорее всего, братья отца не рискнули им заниматься.

– Особого риска в том не вижу, но дело действительно непростое. Петр Алексеевич, вечная ему память, не обременял себя изданием специальных указов, когда хотел расправиться с неугодными ему людьми. Так что, думается мне, бумагу о лишении предков ваших недвижимого имущества вы вряд ли найдете. Но если и найдете, то опротестовать ее в Сенате будет трудно. Согласитесь, кто пойдет против воли Петра, прозванного Великим? Вот-вот, наши сенаторы уж точно не решатся…

– А императрица? – вставил свое слово Мирович.

– За императрицу сказать ничего не могу, – усмехнулся Елагин. – Она женщина решительная, но тоже с покойниками ссориться не захочет, не в ее это правилах.

– И что же мне делать? – без всякой надежды спросил Мирович. – Неужели нет никакой надежды?

– Не знаю, не знаю… Не хочется вас обнадеживать, но иногда подобные вопросы решаются как бы сами собой…

– Это как же? Поясните!

– К примеру, у отца одного придворного художника во время царствования Анны Иоанновны был взят в казну дом, а сам он долгое время находился под следствием. При Елизавете Петровне сын его, нынешний художник, участвовал в росписи дворца императрицы и так удивил ее своим мастерством, что она пригласила его к себе, вернула дом и выделила изрядную сумму всей семье за их мытарства. Как вам такой пример?

– Жаль, что не умею писать картины, а то бы обязательно принес их ко двору и представил ее императорскому величеству. Правда, как наслышан, сейчас в фаворе все больше военные… Не так ли?

– Да, идут такие разговоры…

– И не на пустом месте, как мне кажется. – Мирович не любил отступать, и обтекаемые ответы Елагина были ему неприятны, даже раздражали.

– Не в этом дело. Я не могу дать вам совет, как вернуть наследные земли. Хорошо, если бы вы имели связи при дворе и за вас кто-нибудь замолвил словечко. Кстати, вы надолго в столицу? Извините, не поинтересовался, где вы сейчас состоите на службе. Но, как понимаю, не в Петербурге?

Мирович ответил, не упомянув о ходатайстве братьев Паниных, оказавших ему содействие при назначении в Шлиссельбург, а потом, воспользовавшись паузой в разговоре, поспешил откланяться. Он понял, что здесь помощи ему ждать не стоит. Елагин не стал его удерживать и сдержанно попрощался. Когда Василий покинул его дом и двинулся вдоль по улице, то услышал, как сзади его кто-то окликнул по имени. Он оглянулся и увидел Кураева. Остановился. Тот подошел к нему и радостно, широко улыбаясь, поздоровался.

– Долго жить будете, – похлопал он Василия по плечу. – Совсем недавно вспоминали с Иваном Перфильевичем о вас…

– Да, он говорил мне … – Василий не знал, стоит ли продолжать разговор или сослаться на неотложные дела и побыстрее уйти.

– Жаль, не застал вас у него в доме, а то возвращаться, говорят, дурная примета. Или все же вернетесь?

– Давно ли вы начали верить в приметы? – желчно спросил Мирович, не пытаясь скрыть своего раздражения.

– О, да вы, как вижу, не в духе? И выглядите неважно. Нездоровится? – Не обращая внимания на его тон, Кураев так и навязывался на разговор.

– Не скрою, был у местного немца по лекарской части, и он ничем меня не порадовал. Так что в этом вы опять же правы.

– Да не обращайте вы на них внимания. Я вот давно не обращаюсь ни к немцам, ни к кому другому. Русская баня и пара рюмок водки снимают все хвори. И, если честно, денег на них жалко. Они все только ученый вид делают, а в наших русских болезнях ни черта не смыслят. Представляете, они даже такого слова как хандра не знают! А туда же, лезут в Россию, словно тараканы в теплую избу.

Мирович невольно улыбнулся, услышав такое сравнение, тем более что был полностью согласен с Кураевым, но отвечать не стал, ожидая, куда тот повернет разговор. А то, что тот не просто так заговорил с ним, он нисколечко не сомневался. Без особой нужды Гаврила Андреевич и рот не откроет…