Дорога на эшафот

В глубине души он понимал, хотя и не хотел соглашаться с этим, что король так или иначе перехитрит его и ударит там, где его менее всего ждут. Понимал он и то, что в результате внезапного нападения русскую армию ждут значительные потери, но это его мало интересовало. Он исполнял свою работу как землекоп, которому поручили вырыть яму, и ему был важен результат, а не потери. Сил у него в любом случае больше, и если командиры не подведут, они выдержат натиск пруссаков. Пусть даже не победят, но и тем нанесут урон.

Вилли Фермору было совершенно все равно, сколько русских солдат останется на поле боя. Сколько из них лишатся зрения, слуха, рук, ног, а то и сойдут с ума от пережитого ужаса. То зависит не от него, главнокомандующего, а от Бога, допустившего их смерть. К солдатам он относился как наездник к лошади, которую всегда можно поменять на другую. Будучи профессионалом, он давно утратил жалость к тем, кого вел на верную смерть.

«На всех жалости не хватит, – сколько раз говорил он себе. – Смерть – вещь естественная, вытекающая из природы самой войны. Если ты стал военным, то оставь дома свое сердце, иначе его надолго не хватит».

Как истинный уроженец туманного Альбиона, он был хладнокровен и флегматичен и привык честно отрабатывать свой хлеб, даже не задумываясь, какие плоды приносит его труд. Он привык исполнять отданные сверху приказы и не терпел, если кто-то смел возражать ему, главнокомандующему. Будучи джентльменом, он в первую очередь думал, какое впечатление производит на окружающих, равных ему, а тем паче, выше по положению людей. Остальные его просто не интересовали.

В то же время самому Фермору было хорошо известно мерзкое чувство близости смерти, которое он впервые испытал в двадцать с небольшим лет. Причем свидетелями перенесенного им потрясения волею случая оказался весь генералитет штаба графа Миниха во время Бессарабского похода 1736 года. Продвигаясь на юго-запад, русская армия растянулась на несколько верст. С той и другой стороны их надежно прикрывали казаки, готовые в любой момент сообщить о появлении турецких войск, однако небольшой отряд легкой кавалерии примерно в двести сабель умудрился проскочить мимо их дозоров и напал на маршевую колонну, надеясь захватить обоз с продовольствием или амуницией. Однако им не повезло, и они наткнулись на пехотинцев. А те, готовые к подобным неожиданностям, быстро построились в несколько шеренг и прицельными залпами отогнали на безопасное расстояние цветастую группу всадников, безудержно орущих и визжащих во время атаки, и ждали команды, как им поступать дальше.

Миних со штабом около пятидесяти человек, без всякой охраны, верхом, ехали рядом с колонной, надеясь на защиту солдатских ружей, а поэтому паники среди них не было. Кто-то предложил взобраться на ближайший холм, чтобы оттуда посмотреть, нет ли поблизости других турецких отрядов. Миних скакал первым на кауром жеребце с коротко подвязанным хвостом. Многие офицеры по примеру драгунских наездников переняли эту манеру подвязки конских хвостов во избежание быть заляпанными грязью и репьями в придачу, когда их кони отмахивались от назойливых насекомых, в изобилии обитавших в пойме многочисленных лиманов, вдоль которых армия двигалась уже неделю с небольшим. Все устремились вслед за своим главнокомандующим, не желая отставать, и, преодолев неглубокую балку, опоясавшую возвышенность, взлетели на вершину холма. Там Миних, а вслед за ним и остальные генералы вынули подзорные трубы и принялись разглядывать окрестности, желая рассмотреть турецкие части, явно стоявшие на небольшом расстоянии от них. Но сколько они ни вглядывались в даль, ничего схожего с движущимся неприятелем обнаружить не смогли.

– Вероятно, к нам прорвался случайный отряд, что рыщет в поисках поживы, оторвавшийся от основных сил, – проговорил Миних, слегка картавя.

Остальные согласились с ним. Решено было выставить заслон из двух батальонов, а остальной колонне продолжить движение. К тому же ожидалось, что скоро прибудет наша кавалерия и без труда разделается со случайными всадниками, если те не повернут обратно по доброй воле.

Меж тем подувший с юга ветерок нагнал серую тучу, небо потемнело, и совершенно неожиданно начал накрапывать мелкий дождик, вскоре перешедший в серьезный ливень. Пожилые офицеры, участники многих сражений, с беспокойством стали поглядывать на небо, стараясь определить, надолго ли зарядил дождь. Их беспокойство передалось и Фермору. Он понял, чем грозит им всем непредвиденный ливень: огнестрельное оружие в такой ситуации станет совершенно бесполезным, поскольку порох на полке окажется подмоченным и из мушкета невозможно будет произвести ни единого выстрела.

– Что прикажете делать, ваша светлость? – спросил один из генералов, обращаясь к Миниху.

Тот чуть задумался, а потом, повернувшись к вестовому, приказал: