Дорога на эшафот

– Пруссаки обойдут нас с востока и ударят во фланг, а у нас до сих пор не готова диспозиция. Если мы проспорим здесь до утра, то рискуем быть окруженными и взятыми в плен. Я покидаю сие высокое совещание и отправляюсь к своим частям. Получу я от вас, господин генерал-аншеф, приказ или нет, уже не важно. Дорога каждая минута! Неужели вы не понимаете этого?

– Мы тоже отправляемся в свои части, – поднялись со своих мест еще несколько офицеров, намереваясь сейчас же уйти с военного совета.

Видя, что положение становится серьезным и недалеко до открытого бунта, Фермор поднялся со своего места и, повысив голос, потребовал:

– На основе данной мне власти требую оставаться на местах до окончания военного совета, иначе… Иначе я потребую вашего ареста…

В воздухе повисло недоброе молчание, а потом раздался примирительный голос Петра Семеновича Салтыкова:

– Сынки, успеете к войску своему, успеете. Сядьте на места и не нарушайте присяги. Скоро все закончится.

Чуть поколебавшись, те, кто решил покинуть военный совет, вняли голосу старейшины и сели на свои места, всем видом своим показывая готовность снова встать и уйти. Фермор, понимая, что мешкать в этот напряженный момент не следует, поблагодарил участников военного совета, пообещал принять во внимание высказывание всех при составлении диспозиции и сказал, что к вечеру каждый из них получит письменное распоряжение о своем месте в общем построении.

– В общих чертах сообщаю: мы остаемся на тех же позициях и строимся в классическое каре. Штаб, обозы и артиллерия помещаются внутри, а регулярная конница и казаки располагаются по флангам, – твердо закончил он, а затем, взяв в руки перо и обмакнув его в походную чернильницу, несколькими уверенными штрихами обозначил на карте прямоугольник, вытянутый с запада на восток.

По рядам собравшихся прошел гул, в котором присутствовали нотки одобрения, что решение, какое оно ни есть, наконец-то принято.

– А теперь объявляю военный совет оконченным и прошу всех быть при своих полках и ждать дальнейших распоряжений.

– Помоги нам Господь, – сказал Салтыков, крестясь. – Чует мое сердце, будет завтра бой не в пример многим…

Когда они выходили наружу, то встретили спешащего навстречу им пастора Теге. При виде его Захар Чернышев брезгливо поморщился и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Бог един, спору нет, но только дорожки нам разные им прописаны…

– О чем ты? – поинтересовался Румянцев.

– Да согласен я со стариком Салтыковым, что нешуточный бой случится. Но чем он закончится, даже сам Господь не знает.

– Ну, ты и скажешь, – отозвался Петр Панин. – Веры тебе не хватает, что ли, в наши силы? Видали мы этих пруссаков в деле, кое-что умеют, но и мы не лыком шиты, выдюжим…

– Мы-то выдюжим, коль наш стратег дёру не даст.

– А мы за ним присмотрим, чтоб не убежал далеко. Обещаю…

Они ненадолго остановились, обнялись по очереди и, не оглядываясь, направились каждый в свой полк, ощущая в душе неимоверную тяжесть и хорошо понимая, что видятся, возможно, в последний раз…

7

Русские дозорные, доносившие командованию о передвижениях неприятеля, видели лишь часть из приготовлений прусских войск перед атакой на русские позиции. Это входило в обычную тактику короля Фридриха. Этому он научился с юных лет и мастерством обмана противника владел в совершенстве. Он великолепно понимал, что русские лазутчики следят за каждым его шагом, и до определенного момента давал им возможность видеть то, что он мог позволить. В то же время его шпионы под видом крестьян или торговцев находились поблизости от русских соединений и через цепочку осведомителей сообщали ему о каждом шаге и перестановке войск Фермора. Когда он окончательно убедился, что тот выстроил полки в виде классического каре, в его голове моментально сложился план, каким образом лучше, а самое главное, неожиданно атаковать их.

Под стены Кюстрина король прибыл 21 августа 1758 года, пройдя в короткий срок около 450 верст с отобранным из ветеранов войском, где соединился с армией генерала Дона. И теперь вместе с гарнизоном из освобожденного им города силы его достигли 37 000 штыков и сабель. Русский лагерь он обнаружил к югу от реки Мейтцель, поэтому приказал авангарду не торопиться и создать плацдарм в случае внезапного нападения подвижных казачьих отрядов. Для связи между разными частями за ночь был наведен деревянный мост, что также осталось неведомо русским наблюдателям. Чтобы окончательно запутать русских генералов, он велел палить из пушек вблизи расположения русских войск, а сам, дав солдатам отдохнуть пару дней после трудного перехода, 23 августа форсировал Одер в 19 верстах ниже своего лагеря. Таким образом, в случае неудачи он мог отступить к стенам Кюстрина, а вот русским войскам, прижатым к реке, отступать было абсолютно некуда.