Дорога на Москву

Парни, конечно, обалдели от Евы, изо всех сил разыгрывали из себя морских волков.

– Как мы вас в последней гонке надрали? – косился на Еву Саня.

– Да ладно, ваша лохань и ходить-то сама не может, – огрызался Олег. – Мотор врубили, а говорите, под парусами шли.

– У них в команде пять здоровенных лбов, – объяснял Саня. – Садятся на корме и дуют в тряпки. А то начинают тарелками грести.

– Какими тарелками? – стреляла глазищами Ева, сейчас они у неё были вдвое больше, чем в самолёте.

– Обыкновенными тарелками, посудой. На море штиль, тряпки висят. Ихний капитан командует: «Помыть посуду!» Они хватают тарелки и гребут, как вёслами. Все самые большие тарелки в магазине скупили.

Ева хохочет, Олег показывает Сане кулак, и машина чуть не вылетает на встречную полосу.

– Ты же не в море, – говорит Саня, как бы невзначай кладя на спинку сиденья руку и прикасаясь к плечу Евы. – Это в море вам всё равно, в какую сторону идти.

– Мы будем на разных яхтах плавать? – не замечает Саниной руки Ева.

– На моей пойдём, – надувается Саня. – Я его матросом взял, для веса.

– Как для веса?

– А чтоб яхту откренивал. В хороший ветер яхта ложится на бок, а с другой стороны свисает вот такой амбал, как Олежка. Во-первых, скорость увеличивается, во-вторых, лодка не переворачивается.

Мощная шея Олежки багровеет. С Саниным языком никто не справится, я это хорошо знаю. Три года на соседних партах сидели.

– Значит, нас будет четверо? – спрашиваю я.

– Вечером ещё один матрос подъедет. С тремя подругами.

– А ты, выходит, капитан?

– Разрешили один раз за румпель подержаться, теперь год будет кочевряжиться… – бурчит Олежка.

Ева оглядывается на меня и чмокает губами, будто целует. Она в своей тарелке, я не очень. Олег мужик ничего, сразу видно. Ну и Саня именно тот, которого я знал. Ехидина, свет не видел. Как он ладит с экипажем?

– Киевское море, – говорит Саня.

Справа от дороги за соснами показывается вода. Пресная вода для меня не море, я равнодушно скольжу по ней взглядом. А Ева ахает, восторгается.

– Большое? – интересуюсь я.

– Сто девяносто пять километров до устья Припяти, – выпячивает грудь Саня. – И глубина порядочная.

– Цветёт, – киваю я на полосы зелёных водорослей.

– Воду пить можно, – обижается Саня.

Яхт-клуб я определил по лесу мачт над водой.

Несколько человек возились у перевёрнутых лодок, трое несли мачту, один сидел на причале, по уши обмотанный парусами, не понять, то ли шил, то ли клеил.

Саня провёл нас на яхту, галантно подав руку Еве и рявкнув на Олега. Заметно было, что он торопился быстрее убраться из яхт-клуба.

– На острова? – спросили нас с соседней яхты, когда мы отходили от причала.

Саня буркнул что-то невразумительное.

Ева красиво стояла в кокпите, держась рукой за гик.

– Вот это нельзя, – нахмурился Саня. – Порывчик налетит, стукнет гиком по башке – потом вылавливай из воды. В прошлом году одного так и не откачали.

Но Еву не больно испугаешь порывчиком. Тем более когда на неё пялится, пуская слюни, весь яхт-клуб.

– Володи-то нету, – говорю я. – Не получится фотография.

Ева дёргает плечом и нехотя спускается в рубку. Ничего, яхт-клуб уже далеко.

Пока мы шли вдоль берега, Саня знакомил меня с фалами, шкотами, грот-парусом и стакселем, объяснял премудрости движения галсами. Яхта легко покачивалась на небольшой волне, послушно ложилась вправо и влево. Слепило солнце, ветерок срывал с гребней волн холодные брызги. Здесь было ещё лето, на излёте, но лето.

В условленном месте мы подошли к берегу, где уже улюлюкали матрос Вадим с тремя барышнями. Яхта отдала якорь метрах в пятнадцати от суши. Олег, Саня и Вадим перенесли девушек по воде на плечах. Я принимал их на яхте. Две ничего, лёгкие, а Санина заставила меня крякнуть.

– Марина, – улыбнулась она.

Белозубая, зеленоглазая, загорелая, волосы чёрные, как смоль. Узкая талия и тяжёлые бёдра. Тяжёлые не только в сравнении с остальными девушками, не говоря уж о Еве.

– Её предки левантийские греки, – шепнул Саня.

Я понимающе кивнул.

Яхта взяла курс к островам, на которых, как я понимал, справилась уже не одна морская свадьба. А может, на этих островах никогда не кончался медовый месяц яхтсменов.

Ева в купальнике выбралась из рубки, села рядом со мной, далеко вытянув длинные ноги. Мужики как-то притихли, и ни одна из морских девиц не рискнула рядом с ней раздеться.

Я почувствовал на своём лице идиотскую ухмылку и сплюнул за борт.

– Класс! – потёрлась щекой о моё плечо Ева. – Ты за меня не бойся, Санечка.

Странно, но в самом деле я за неё не боялся.

Нос яхты мерно разрезал волну. Кричали, зависая над головами, чайки. Удаляющийся берег затягивало палевой дымкой.

Мы шли к островам.

3

На мель мы всё-таки сели. Яхтсмены не переставая подначивали друг друга мелями, вспоминали их прошлогодние и позапрошлогодние, и мель просто обязана была возникнуть на нашем пути. Яхта шла вроде с малой скоростью, но ткнулась она килем в песок – я слетел с банки. Сверху шлёпнулась Ева, крепко саданув меня коленом в бок. Вот и скажи теперь о девичьей воздушности.

– Жива? – потёр я рёбра.

– Нормально, – снова закинула ноги на рубку Ева.