Дорога на Москву

Каблуки Евы громко цокают по коридору. Ни капли не похожа она на здешних девиц, а вот поди ж ты.

Виталик был дома, бренчал на гитаре, приканчивая бутылку «чернильца».

– Понял! – подмигнул он нам. – За два часа управитесь?

– Кончай ты… – оглянулся я на Еву.

– Управимся, – кивнула Виталику Ева. – Мы шустрые.

Виталик гоготнул и скрылся. Парень он был лёгкий и без комплексов. Однажды ворвался в комнату после полуночи – я, лёжа в постели, читал, – стукнул рукой по выключателю:

– Санёк, ты спишь!

Слушая в темноте возню на его кровати, я жалел, что не успел натянуть штаны и смыться. Алла, худенькая девушка с тяжёлой грудью, была влюблена в Виталика, как кошка. Чего никак не скажешь о нём.

Ева достала из своей объёмистой сумки бутылку вина.

– Где у тебя стаканы?

У меня дрожали руки, и я выключил свет, чтобы Ева этого не заметила.

Ева, не спрашивая, устроилась на моей кровати, подобрала ноги:

– Иди сюда…

Я, преодолевая оцепенение, наклонился над ней.

– Ну что ты… – стала она меня гладить, – не волнуйся, глупыш, всё будет хорошо…

В отсвете уличных фонарей белело её лицо, блестели глаза. Она стянула через голову свитер, я неловко ей помог. Упруго торкнулась в ладонь грудь с шероховатым соском. Другой рукой я стал нашаривать крючки на юбке.

– Не надо…

Её уверенная рука поползла вниз по животу, и я, холодея, подчинился ей. Сама Ева осталась в юбке, но с меня стащила брюки.

– Вот так…

Горькие губы раскрылись, приняли меня в себя. Я сильно зажмурился, сдерживая стон облегчения. Волосы Евы сильно запахли сигаретным дымом.

– Дай мне вина.

Боясь смотреть на неё, я протянул стакан.

– Тебе было хорошо?

– Да… – слово с трудом протолкнулось из горла.

Чувство, только что вывернувшее меня наизнанку, нельзя было обозначить словом «хорошо». Я отвечал, как того хотелось Еве. Но сама она?..

Ева, приведя в порядок юбку, свободно лежала на кровати, кажется, улыбалась.

– Иди ко мне, холодно… Да надень штаны.

Постучали в дверь, но не условным стуком, обычным.

– Не открывай, обойдутся.

– Конечно.

Дрожь в теле не проходила.

– Холодное вино.

– Что? – не поняла Ева.

– Озноб от вина.

– Да нет, ничего, – Ева сняла с бедра мою руку. – Говори что-нибудь, не молчи.

Но у меня не было слов, ушли.

– Понравился съезд? – выдавил я.

– Володя молодец, из него режиссёр получится. А твоя повесть детская.

Я растерялся.

– Почему детская?

– Ребёнок.

Это уже выходило за рамки игры.

– А почему ж… сюда пришла?

– Дурачок, – сверкнули белки глаз Евы.

Я попытался отодвинуться, но она не дала, крепко обняв меня.

– Повесть написал, вина сегодня выпил – и всё такой же маленький.

Ева дразнила, я обижался. Действительно, дурак. Стало как-то легче.

– Завтра встретимся?

– Может быть, – улыбнулась Ева. – Санечка, ты, главное, не напрягайся. И не таскайся за мной хвостиком. Дышать ртом вредно.

Это я знал, спортсмен всё ж.

Тепло Евиного тела убаюкивало, усыпляло. Я трогал тяжёлые волосы, прикасался губами к затылку, невольно стараясь дышать носом. Ева потягивалась, как котёнок под поглаживающей рукой. Коридор постепенно наполнялся голосами, топотом, взрывами смеха. Но возле нашей двери было тихо. Виталик молодец.

– В какую сторону у вас туалет? – высвободилась из моих рук Ева.

– Ваш направо.

– Без меня сможешь прибраться? – покосилась она через плечо. – Посмотри, на что кровать похожа.

– Здесь все кровати такие.

– Ну да?! – остановилась Ева. – А с виду простые ребята.

– Дурное дело нехитрое.

– Надо же, заговорил! Подними с пола дублёнку.

Я и не заметил, какой у нас роскошный ковёр на полу. Прямо с кровати босыми ногами в пушистый мех – замечательно.

Ева ушла. Я включил свет, поправил покрывало и подушку, убрал со стола пустую бутылку, стаканы. Как будто ничего и не было.

У выхода мы столкнулись со смехосъездовской командой, прорывавшейся в общагу. Промозглым ноябрьским вечером, да ещё с дождичком, похожим на снег, по улицам много не нагуляешь. Поневоле поскачешь к друзьям в общагу. Толпа, осаждающая врата, нас не заметила. Мне пришло в голову, что варта, то есть стража, этимологически восходит именно к вратам. Молодцы, стоящие с бердышами у врат, и есть варта. Во всяком случае, наша бабка на них походила, но один в поле не воин. Оттёрли в угол – и рванули с гоготом по коридору. Крокодил, проплывший мимо, усиленно работая хвостом и конечностями, даже не моргнул глазом. Крупный крокодил, породистый, от морды до кончика хвоста метр девяносто пять. Ева, остановившись, прищёлкнула ему вслед языком.

– Нравятся крокодилы?

– Ничего.

По дороге к Евиному дому мы молчали. Она небрежно держала меня под руку, закрывалась воротником дублёнки от ветра, отворачивалась. Я смотрел прямо перед собой. То, что сегодня случилось, казалось, должно было в корне изменить наши отношения. Но я чувствовал, что всё осталось по-прежнему. Идущая рядом Ева была, как и раньше, недоступна.

– Иди, – толкнула она меня в грудь у подъезда.

И я, выдерживающий на соревнованиях бодания здоровенных бугаёв, под её рукой шатнулся.

– До завтра?

– Может, справку из поликлиники возьму, – зевнула Ева. – Пока.