Дорога на Москву

Уже в университете я выучил литературную версию белорусского языка, на ней стал говорить и писать, привлекая, кстати говоря, пристальное внимание окружающих.

– Садитесь за наш столик, – предложил я девушке. – У Алеся, правда, с русским языком совсем беда, получаются одни «гразные рюки».

– Ничего, – засмеялась девушка. – Меня Людой зовут, а подругу Таней.

Они оказались славными девушками, Люда с Таней. Крепко сбитые, с пшеничными волосами и мутно-голубыми, как у котят, глазами, они смеялись каждому слову Алеся. Но это и не удивительно. Один белорусский поэт дал Алесю меткую характеристику: «С дымящимся наперевес». Девушки очень хорошо чувствовали эту устремлённость. Обучать их белорусскому языку было одно удовольствие.

– Хорошие жёны кому-то достанутся, – сказал я, когда мы с ними распрощались.

– Не, – покачал головой Алесь. – Став женой, белоруска моментально превращается в стерву. Хватает в руки сковородник и вперёд.

– А из кого хорошие жены получаются?

– Может, из евреек? – задумался Алесь. – Или грузинок.

– Они в замужестве быстро толстеют.

– Верно. Лучше оставаться холостым.

У самого Алеся жена была белорусской красавицей редкой доброты. Но, как говорят, «что имеем, не храним, потерявши, плачем». Впрочем, я жениться пока не собирался и подобные разговоры вёл из чисто академического интереса.

Что же касается Ганцевич, то я был уверен, что сниму о родине хорошую передачу. Редактором районной газеты там работал друг моего отца Федор Васильевич. Он не только знал каждую собаку в районе, но и прекрасно говорил на русском и белорусском языках. Это был готовый ведущий телепередачи.

Я быстро набросал сценарный план передачи и позвонил Фёдору Васильевичу.

– Конечно, приезжай, – сказал он, – но ведущим ищи кого-нибудь другого.

– Почему?

– Это ж телевизор! А вдруг собьюсь?

– Не собьётесь, – успокоил я его, – а собьетесь – подправим. Кроме того, вы на факультете журналистики лекции читаете.

– Это не считается. У меня в газете работы по горло. Вдобавок ко всему, я член бюро райкома.

– Вот вы мне и организуете интервью с первым секретарём. Короче, со съемочной группой я приезжаю через неделю.

– Как через неделю?! У меня…

Но я уже положил трубку.

У Фёдора Васильевича, как я знал, было четыре дочки, и одна из них мне ровесница. Это, конечно, существенно осложняло мою поездку. Но чему быть, того не миновать. Я договорился с главным редактором, чтобы режиссёром передачи назначили Галю. С паршивой овцы хоть шерсти клок, рассуждал я, а вдруг поможет от дочки отбиться?

В Ганцевичах я учился с первого по четвёртый класс, и честное слово – самые красивые девочки остались там. Дана, Валя, Тереза, Таня… Я вспоминал их с чувством горькой утраты. Любая из них могла осчастливить меня, но в те Ганцевичи никому из нас уже не вернуться.

Как я и предполагал, работу съёмочной группы Фёдор Васильевич организовал отменно. Куда бы мы ни приехали, нас уже ждали. Колхоз? Вот этот самый лучший. Ветераны войны и труда? Собрались в клубе и ждут. Природа? Сначала едем на Выгоновское озеро, затем в дубраву под Люсино, оттуда на хутор с пасекой.

Хутора, кстати, нам попадались часто. Я и не знал, что их так много на моей родине.

– А тебе разве батька не рассказывал, как мы здесь последнюю банду сожгли? – спросил Фёдор Васильевич, когда мы проезжали мимо одного из заброшенных хуторов.

Рассказывал. В милицию как-то пришёл дед и пожаловался, что бульбаши забрали у него поросёнка.

– Где они прячутся? – спросил начальник.

– Да на соседнем хуторе! – махнул рукой дед.

По тревоге были подняты милиция с активистами, из соседнего гарнизона вызвали войска. Хутор окружили и предложили бандитам сдаться. Те стали отстреливаться.

– Тогда один из эмгэбистов подполз по соткам с бульбой к хате и поджёг из ракетницы солому на стрехе, – разлил по стаканам остатки водки отец. – Один бульбаш выскочил в окно – и в лес. А он, гад, спрятался за дерево и сидит. «Трус! – кричу я ему. – Пристрелю, собака!»

– Кто спрятался? – спросил я.

– Начальник милиции.

– Ушёл бандит?

– Не, из пулемёта срезали.

Во всей этой истории больше других отца занимал трус-начальник. Он ухаживал в то время за паспортисткой Лидой, моей будущей мамой. Как я теперь понимаю, трусливость начальника и помогла отцу отбить у него маму.

– А ты кем тогда работал?

– Бухгалтером райпотребсоюза.

– Почему же на хуторе с милицией оказался?

– Туда всех активистов согнали. Наган выдали. Жалко, что не пристрелил этого гада. Сидит за деревом и боится высунуть нос!..

Судя по фотографиям, моя мама была красавицей, и милиционер с бухгалтером вполне могли из-за неё подраться. А то и вызвать друг друга на дуэль. Отец, правда, предпочитал расправиться с трусом по-простому.

– Не удалось? – спросил я.

– Что?

– Пристрелить.

– Его через месяц в другой район перевели, – пренебрежительно махнул рукой отец. – Слабак. Ну, давай…

Он залпом выпил водку. Я свой стакан одолел в два приёма.

– А ты забыл, как он возле колодца тебе глаз подбил? – спросила из другой комнаты мама.

Отец не расслышал.