Дорога на остров Пасхи

– У острова Пасхи есть одна особенность, – внезапно сказал он. – На этом острове стоят огромные каменные изваяния. Никто не знает, откуда они взялись, кто и когда вырубил их из камня. Но, что самое интересное – никто не знает, почему все огромные истуканы смотрят в сторону океана.

– Почему? – у меня даже мурашки побежали по спине: так мне хотелось узнать тайну каменных истуканов.

– Я же тебе сказал: никто не знает, – ответил отец.

– Даже ты? – у меня оставалась последняя надежда.

– Нет, – тоном, не допускающим сомнений, сказал отец. – Я-то как раз знаю.

– Ну и почему? – мне уже не терпелось.

– Днем и ночью, год за годом, за веком век они смотрят на мир вокруг себя и выглядывают НАСТОЯЩИХ ИНДЕЙЦЕВ. Они сразу их узнают и замечают. И им не мешает тот глупый факт, что Земля – круглая. Они видят НАСТОЯЩИХ ИНДЕЙЦЕВ везде. И каждый наблюдает за своим: правильно ли он живет? Достоин ли он того, чтобы оказаться на острове Пасхи? И, когда НАСТОЯЩИЙ ИНДЕЕЦ умирает, его обязательно нужно сжечь. И развеять прах по ветру. Понимаешь, штука в том, что от НАСТОЯЩЕГО ИНДЕЙЦА ничего не должно оставаться. Ничего. Ни фотографий, ни писем. Только здесь, – он ткнул пальцем в лоб, – здесь, – показал на сердце, – и на обратной стороне век. Если ты помнишь о нем, тебе не нужны фотографии – достаточно просто закрыть глаза, и ты его увидишь. А когда индейца сжигают, его прах летит по ветру, проливается дождем, выпадает снегом, несется морскими волнами, и рано или поздно оказывается на острове Пасхи, потому что каменные истуканы, как огромные магниты, притягивают его к себе. И там, на острове, из пылинок и пепла, они возникают и оживают снова. И живут вечно. Наверное, поэтому они ничего не боятся: для них смерти нет.

Я прижался к отцу. Картина, которую он нарисовал, показалась мне страшной и величественной одновременно. Я представил себе белые гребни пены на высоких океанских волнах и мрачных истуканов, притягивающих пепел НАСТОЯЩИХ ИНДЕЙЦЕВ.

– Пап, это правда? – спросил я.

– Никогда не задавай себе этот глупый вопрос: что есть правда и что есть ложь? То, что тебе кажется истиной, другому может показаться пустым враньем.

– Как же быть?

– Правда – это то, во что веришь, Сандрик. И не более того. Но, – он поднял палец и выдержал паузу. – И не менее. Понял?

Я кивнул. Но был еще один вопрос, который не давал мне покоя.

– А откуда ты все это знаешь?

Он загадочно и самодовольно усмехнулся. Тут меня осенило.

– Ты – НАСТОЯЩИЙ ИНДЕЕЦ?

– А разве ты никогда об этом не догадывался? Взгляни на наш тотем, и все поймешь.

Меня охватила жуткая гордость. И радость. Ну конечно, я всегда догадывался об этом. Конечно! Правда, вслед за осознанием того, что мой отец – НАСТОЯЩИЙ ИНДЕЕЦ, и за ним постоянно следит один из истуканов острова Пасхи, возникла следующая мысль.

– Но ведь… Тогда тебя нужно сжечь?

– Обязательно. А ты что, не справишься? Надеюсь, это произойдет еще нескоро.

– Да, но…

– Сандрик, ну подумай сам. Что может быть скучнее, чем лежать под землей и чувствовать, как над тобой растет трава, а ты даже не можешь пошевелиться. Раз в год будет кто-нибудь приходить и класть сверху две гвоздики. Ну что это, жизнь? То ли дело – летать по миру и снова ожить на острове Пасхи.

Черт! Он так убедительно говорил, что я и впрямь подумал: какая скука! Валяться в тесном ящике, когда по тебе ходят ногами. Ужас! Неужели нельзя придумать чего-нибудь получше?

И все же я немножко боялся.

– А тебя не может сжечь кто-нибудь еще?

– Кто?

– Ну, мама, например?

– Как она меня может сжечь? Она же не знает ТАЙНЫ. А если узнает, то скажет, что это – неправда.

– А это – правда?

И отец, крепко прижав меня к себе, повторил:

– Правда, Сандрик, это то, во что веришь. Ты мне веришь? – и, увидев замешательство, отразившееся на моем лице, он сказал. – Остров Пасхи есть. Это правда. И истуканы там есть. Это тоже правда. И стоят они все лицом к океану. И это правда. Так что же ты думаешь, они просто так там стоят? От нечего делать? Могли бы хоть в картишки перекинуться или налепить себе снежных баб, – так нет же, они стоят, смотрят вдаль и ждут. И ты знаешь, кого. Или, может, ты не веришь, что я – НАСТОЯЩИЙ ИНДЕЕЦ?

Это уже было слишком. Даже для моего детского неверия.

– Конечно, верю, – сказал я. Если уж мой отец – не НАСТОЯЩИЙ ИНДЕЕЦ, тогда кто же, хотелось бы мне знать?

– Ну, а если веришь, значит, это и есть правда. Сожжешь?

– Сожгу, – решительно сказал я.

– Ну и молодец. Я бы, конечно, сам. Но боюсь, не справлюсь. Понимаешь? Смотри, – он показал в сторону, противоположную той, куда смотрел тотем. – Видишь бледную полоску в небе?

– Вижу.

– Это отражение солнечного света. Сейчас солнце встанет. В этот момент и надо развеять прах. Запомнил?

– Угу.

* * *

Я знаю, эти разговоры могут вам показаться чудовищными и даже бесчеловечными. На самом деле это не так. Проблема смерти детей тоже очень волнует. Страшит – и прежде всего неизвестностью.