Дорога на Уиган-Пирс

Тем временем никто не предпринимал попыток «взять» мою жену. Хотя она продолжала жить в «Континентале», полиция ее не трогала. Было ясно, что ее используют как подсадную утку. Но за пару дней до моего возвращения рано утром в наш гостиничный номер заявились шестеро людей в штатском и тщательно его обыскали. Забрали с собой всё до последней бумажки (оставив, к счастью, паспорта и чековую книжку). Взяли мои дневники, все наши книги, газетные вырезки, которые я собирал месяцами (интересно, зачем они им?), мои военные сувениры, всю переписку. (Заодно прихватили письма, полученные от моих читателей. На некоторые из них я не успел ответить, а теперь у меня и адресов не осталось. Если кто-то, не получивший ответа, читает эти строки, – прошу принять их как мое извинение.) Как я узнал позже, полицейские забрали оставленные мною вещи также и из санатория. Унесли даже узелок с моим грязным бельем. Возможно, предполагали, что найдут на нем послания, написанные симпатическими, «невидимыми» чернилами.

Моей жене было безопаснее оставаться в гостинице; по крайней мере, некоторое время. Если она попытается улизнуть, ее сразу бросятся искать. Мне же оставалось только прятаться. Эта перспектива внушала отвращение. Несмотря на массовые аресты, я не мог поверить, что мне грозит опасность. Слишком бессмысленным это казалось. Впрочем, такой же отказ принять всерьез надвигающуюся угрозу привел Коппа в тюрьму. «Почему кто-то захочет меня арестовать? – говорил я себе. – Что я такого сделал? Я даже не был членом партии ПОУМ. Да, при мне было оружие во время майских боев, но оно было примерно у сорока-пятидесяти тысяч людей». Кроме того, я так отчаянно нуждался в нормальном ночном сне, что был готов рискнуть и переночевать в гостинице. Но жена об этом и слышать не хотела. Она терпеливо разъясняла мне создавшееся положение. Неважно, что я сделал и чего не сделал. Речь шла не о рядовой полицейской облаве – наступило царство террора. Меня не обвиняли в каком-то неблаговидном поступке; меня обвиняли в том, что я троцкист. Того, что я служил в ополчении ПОУМ, было достаточно, чтобы заточить меня в тюрьму. Бессмысленно уповать на английский принцип: ты в безопасности, пока не нарушаешь закон. Всё, что делает испанская полиция, считается законным. Оставалось только залечь на дно и делать вид, что ничто не связывает тебя с ПОУМ. Мы проверили все мои карманы. Жена настояла на том, чтобы я порвал удостоверение ополченца, на котором стояла большая печать ПОУМ, а также фотографию группы ополченцев на фоне флага ПОУМ. Всё это могло стать поводом для ареста. Правда, я сохранил свидетельство о моем увольнении со службы, хотя и оно представляло опасность: на нем стояла печать 29-й дивизии, а полиция могла знать, что в ней служили бойцы ПОУМ. Впрочем, без него меня могли арестовать как дезертира.

Нам предстояло обдумать, как выбраться из Испании. Не было никакого смысла в дальнейшем пребывании здесь: ведь рано или поздно всё равно окажешься в тюрьме. Если бы не эта уверенность, мы с женой предпочли бы остаться, чтобы собственными глазами увидеть, чтó будет дальше. Но я догадывался, что испанская тюрьма – гиблое место (на самом деле всё было еще хуже, чем я предполагал). Оказавшись там, не знаешь, когда выйдешь на свободу, а здоровье мое изрядно пошатнулось, не говоря уже о болях в руке. Мы договорились встретиться завтра в английском консульстве, куда должны были прийти также Коттман и Макнейр. Возможно, потребуется несколько дней, чтобы привести в порядок наши паспорта. Перед отъездом из Испании нужно поставить в паспорт три печати в разных местах – у начальника полиции, во французском консульстве и в каталонской иммиграционной службе. Основную опасность представлял, естественно, начальник полиции. Но мы надеялись, что английский консул постарается, чтобы наша причастность к ПОУМ осталась неизвестной. Очевидно, существует список с перечислением иностранцев, сочувствующих троцкизму, и очень может быть, что туда внесены и наши фамилии. Однако, если повезет, можно успеть пересечь границу раньше, чем этот список привезут туда. Как обычно, будет много путаницы и неизбежного manana. К счастью, Испания – не Германия. Испанская тайная полиция чем-то напоминает гестапо, но ей недостает компетенции и педантичности немцев.