Дорога неровная

Как-то незаметно проскользнула пара лет, когда в Кремль несколько раз наведывалась смерть: 10 ноября 1982 года умер Брежнев, а затем, в феврале 1984 года, скончался сменивший его Юрий Владимирович Андропов, следом 10 марта того же года — Константин Устинович Черненко… Не долго повластвовали двое последних, не задержались они в памяти людей, некоторые, правда, сожалели о смерти Андропова, который намеревался проводить в государстве реформы. До того, как стать генсеком, он руководил комитетом госбезопасности, и, дескать, этот навёл бы порядок. Не навёл, просто не успел. Первого хоронили с великой помпой: в момент захоронения Брежнева у Кремлевской стены гудели заводы, как в день смерти Сталина; общественный транспорт прекратил движение на несколько минут, взбудоражив и рассердив пассажиров, а двух последних спровадили в мир иной, хоть и с почестями, но без выдумок. И смерть их уже не вызвала такой паники и страха: «Как будем жить?» — как было это после смерти Сталина.

И воцарился в Кремле один из «молодых и напористых» — Михаил Сергеевич Горбачёв, человек полуреформ, последний генсек, первый и единственный Президент Советского Союза. Он так спешил встать у руля, что, менее чем через сутки, после смерти Черненко Пленум ЦК КПСС избрал его Генеральным секретарем. Но этот факт советских людей не насторожил, наоборот, все с энтузиазмом стали воспринимать всё, о чем вещал многословно товарищ Горбачёв. Никто даже не задумался, что он выуживал из практики предыдущих правителей рациональные зерна и практически выдавал за своё «ноу-хау». И не удивительно, потому что Горбачёв не имел четкой концепции и программы перемен, девиз времени Андропова «Так жить нельзя!» для программы не годился.

Развитие кооперативных предприятий — тот же ленинский НЭП. Его рассуждения о перестройке перекликались с послевоенными предложениями разработчиков новой Конституции: тогда шла речь о существовании частных крестьянских хозяйств наряду с колхозами, высказывались идеи необходимости децентрализации экономической жизни, о предоставлении прав регионам. Александра обнаружила совершенно случайно, роясь в старых подшивках газет, что идея перестройки государственного, партийного аппарата, хозяйственной деятельности возникла у Сталина ещё раньше — в тридцать втором году. И страницы газет пестрели статьями об этом. А теперь о том же самом в начале восьмидесятых вещал Горбачёв. В газетах стали появляться известия о смещении со своих постов партийных руководители районного, а то и областного масштаба. Зато в центральном комитете компартии изменений не наблюдалось, по крайней мере, в газетах об этом не писалось.

Хрущёв в свою бытность генсеком стал ещё и Председателем Совета Министров, а Горбачёв — Председателем Верховного Совета СССР: его на этот пост изберут на I съезде народных депутатов СССР. Непонятно только, почему съезд назвали Первым, ведь и до того народные депутаты собирались на съезды. Хрущёв начал свою государственную деятельность с осуждения «культа личности Сталина», с того же начал и Горбачёв. И газетные страницы заполнились материалами о периоде правления Сталина, основанные на воспоминаниях тех, чьи родственники были репрессированы, а не на документальных фактах — так своеобразно развенчивался культ его личности. Подвергалась критике также история страны Советов, причем советскую власть бранили больше всех те, кто от неё получил бесплатное образование, престижную работу. Подливал «масла в огонь» и Горбачёв, разглагольствуя о том, в каком глубоком кризисе находится СССР, но почему-то не давал предложений, как выйти из него, наоборот, в магазинах с ужасающей быстротой стали исчезать продовольственные и промышленные товары, и вновь, как в последние годы правления Никиты Сергеевича Хрущёва, появились талоны — на масло и сахар, на мясо и колбасы, спиртные напитки и даже на… спички, словно страна вернулась в середину сороковых годов, когда после разрушительной Великой Отечественной войны не могла обойтись без жёсткого распределения по карточной системе для обеспечения населения необходимыми товарами. И, тем не менее, уже в 1947 году в стране карточная система была отменена, и до 1950 года было восстановлено и построено более шести тысяч предприятий. Особенно бурно тогда развивалась промышленность в новых союзных республиках — Литве, Латвии, Эстонии, Молдавии. Эти республики в конце восьмидесятых годов уходящего XX века «отблагодарили» старшую «сестру» Россию за заботу тем, что стали практически изгонять со своей территории русских людей, и масса беженцев, бросив десятилетиями нажитое, поехали в Россию, где в начале девяностых предприятия одно за другим останавливались, работающие на них оказывались на улице. Беженцы же увеличили безработицу.