Дорога особого значения

— Как это так что с того? — возразил Раздабаров. — Нас ведь сюда внедряли для чего?

— Чтобы мы действовали по обстоятельствам, — все так же спокойно парировал Лыков. — Вот мы и будем действовать по обстоятельствам. Разъясним Подкове, какая работенка ожидает его за воротами лагеря. Пускай он подумает… И, в свою очередь, разъяснит то своим орлам.

— То есть, по сути, мы его перетянем на свою сторону? — улыбнулся Раздабаров.

— Точнее сказать, перевербуем, — поправил приятеля Лыков.

— Угу, перевербуем… А когда эти фашистские прихвостни придут к нему за ответом, он им и выдаст…

— Ну, что он там им выдаст — это мы тоже должны с ним согласовать, — рассудительно произнес Лыков. — А то мало ли что. А вдруг они сгоряча ухватятся за ножи? Не забывай, они блатные.

— Что ж, — решительно сказал Раздабаров. — Тогда идем к Подкове. Удивим болезного дедушку.

Глава 19

— Там к тебе пришли, — сказал блатной-охранник, заглянув в закуток к Подкове. — Хотят поговорить.

— Что, еще одни? — простонал Подкова.

Была уже почти середина ночи, а Подкове не давали покоя. Нескончаемой вереницей к нему шли блатные, и все с одним и тем же разговором. Вот, мол, тут такое-то и такое-то дело, какие-то смутные личности из числа заключенных подбивают нас на побег, а потому что нам делать? Всем им Подкова отвечал, по сути, одно и то же: погодите до утра, а утром будет видно. Хотя что именно утром будет видно, Подкова не знал. Все было смутно, неясно, тревожно… Но должен же был он что-нибудь говорить блатным? Вот он и говорил. А на самом деле его томили тревожные, пугающие предчувствия. Подкова ощущал, что его загнали в угол. Но вот кто его загнал и с какой целью — на эти вопросы у Подковы не было ясного ответа.

А блатные все шли и шли… Вот пришли еще.

— Сколько их? — В голосе Подковы слышалось вовсе даже не наигранное, а самое настоящее страдание.

— Двое, — ответил телохранитель.

— Кто такие?

— Эти… новенькие… как их — Музыкант и Угрюмый.

— Что им надо?

— Хотят поговорить. У них важный разговор. Сказали, что насчет работенки.

— Какой еще работенки? — приподнялся на койке Подкова.

— Не знаю, — пожал плечами телохранитель. — Они сказали, что ты поймешь, о чем речь.

Какое-то время Подкова, ничего не говоря, размышлял. Он пытался соединить несоединимое. Ладно, работенка… О ней, помнится, намекал Осипов. Говорил, что если Подкова, выбравшись из лагеря, согласится на эту работенку, то будут у него и деньги, и документы, а в дополнение к ним — дороги на все четыре стороны. То есть воля вольная во всех мыслимых понятиях. Ну, так то Осипов. А эти двое — Музыкант и Угрюмый — при чем тут они? Они-то откуда могут знать о какой-то работенке? Или, может, в их словах таится что-то другое, а не то, на что давеча намекал Осипов? А тогда — что? Вот ведь какая незадача — совсем запутались мысли у Подковы из-за свалившихся на его голову неожиданных бед!

— Зови их, — простонал Подкова.

Раздабаров и Лыков чинно вошли в помещение, поздоровались с Подковой, спросили у него о самочувствии.

— Да уж какое там самочувствие, когда ни днем ни ночью нет покоя! — скривился Подкова. — Вот еще и вы пришли. Говорите, что вам нужно, да и ступайте себе. А утром приходите. Утром все и узнаете…

— Да мы и без того кое-что знаем, — осторожно начал Раздабаров. — С тем к тебе и пришли… Чтобы, значит, предупредить тебя и предостеречь.

— Вот оно как. — Подкова с некоторым интересом взглянул на Раздабарова и Лыкова. — Значит, предупредить и предостеречь… И никаких вопросов, стало быть, вы мне задавать не будете…

— Не будем, — улыбнулся Раздабаров. — Наоборот, будут ответы, а не вопросы.

Какое-то время Подкова пребывал в раздумьях. Он не знал, как следует расценивать услышанные слова. Что-то, безусловно, таилось в этих словах, но вот что? Хорошее или плохое?

— Бойкие вы хлопцы! — сказал наконец Подкова. — А скажи-ка мне, Музыкант, вот что. Что, в твоей Польше все блатные такие бойкие? Или только ты один такой?

— Разные попадаются, — развел руками Раздабаров.

— Ну, значит, это лично мне привалило такое счастье, как ты, — сказал Подкова. — Да вы проходите, садитесь. Разговор, как я полагаю, будет долгим.

— А это будет зависеть в том числе и от тебя, — сказал Игнат Подкове. — То есть как ты воспримешь наши слова. Как их расценишь.

— Ну-ну, — только и сказал в ответ Подкова. — Говорите, сынки, что же тут поделать. А я послушаю.

— Скажи нам, Подкова, к тебе уже подходили непонятные людишки насчет побега? — спросил Афанасий.

— А вам-то какое дело? — неопределенно ответил Подкова. — Это я вам должен задавать вопросы, а не вы мне.

— Значит, подходили, — спокойным тоном произнес Лыков. — Ну, а коль подходили, то, я так думаю, в числе прочего вели разговор и о работенке, которую ты должен выполнить, когда выберешься из лагеря. В обмен на деньги и липовые документы, которые будут совсем как настоящие. Был такой намек?