Дорога особого значения

— И что вам надо от меня еще? — напустился на них Подкова. — В какую пакость вы хотите еще меня окунуть — старого и честного вора? Вы когда-нибудь исчезнете из моей несчастной жизни? Дадите мне умереть спокойно?

— Мы попрощаться, — сообщил Раздабаров. — Отбываем мы для дальнейшего прохождения службы.

— А-а… — уже совсем другим тоном произнес Подкова. — Отбываете, значит…

— Да, — сказал Лыков.

— И пришли со мной попрощаться…

— Да, — сказал Раздабаров. — Ты уж извиняй за то, что разбудили.

— Это ничего, — проговорил Подкова. — Ради такого случая можно… А что, повязали «хозяина»?

— Повязали, — признался Лыков. — И не только его одного. А еще и его начальника, который давал ему указания. И еще многих повяжем.

— Ты глянь, — без особого удивления произнес Подкова. — Расплодилось фашистов… Что ж, прощайте, солдатики. Не поминайте лихом старого больного Подкову. Не такая уж он и сволочь. Может, где-нибудь мне это и зачтется.

— Вот что, Подкова… — Раздабарову вдруг пришла в голову мысль. Это была странная, но вместе с тем, как показалось Игнату, дельная мысль. — Как только мы выберемся из этого чертова лагеря, мы тотчас же с Афанасием похлопочем за тебя. Постараемся вытащить тебя из лагеря на свободу. Чтобы тебе даровали амнистию — или как там называется это дело? И будем хлопотать, пока не добьемся своего. Я все правильно говорю? — глянул Раздабаров на Лыкова.

— Да, — коротко ответил Афанасий. — Так и будет.

У Подковы вдруг переменилось выражение лица. Теперь это был не жесткий, волевой и коварный уголовный властитель, а пожилой, усталый, отчаявшийся человек, и никто больше.

— Парни, — тихим голосом произнес он. — Ах вы ж, парни… Вы не ведаете, что говорите.

— Еще как ведаем! — уверенно сказал Раздабаров. — Вот увидишь, что так оно и будет!

— На мне четвертной. — В голосе Подковы не ощущалось никаких эмоций, это был безликий голос, как у некоего автомата. — Двадцать пять лет… Вы знаете мои грехи, совершенные там, на свободе, а толкуете о помиловании. Ладно, хоть не шлепнули меня, и на том спасибо. Какая амнистия? Ах, парни…

— А разве, помимо грехов, у тебя нет заслуг? — запальчиво спросил Раздабаров. — Разве это не ты помог изобличить целую банду фашистских диверсантов? Мне так кажется, что твои заслуги перевешивают твои грехи. Так что не отчаивайся. Надейся. А за нами дело не станет.

— Ладно! — махнул рукой Подкова. — Будем считать, что попрощались. Ступайте.

— Я так думаю, что мы еще увидимся! — улыбнулся Раздабаров. — Как говорится, в другом месте и по прошествии времени.

* * *

Заканчивалась ночь, наступало утро. Машина ехала в Новосибирск. В машине, кроме шофера, сидели Раздабаров и Лыков. На них уже не было арестантских роб, оба они были одеты в форму офицеров Красной армии. Дорогу, по которой ехала машина, пересекала другая дорога — железная. Полосатый шлагбаум опустился прямо перед капотом машины. По железной дороге шел грузовой поезд. Он шел на запад.

— Наверное, на фронт, — предположил Раздабаров. — Везет какие-нибудь военные грузы.

— Наверное, — согласился Лыков. — Коль на запад, значит, на фронт.

Помолчали. Состав двигался, гремел, скрежетал и никак не хотел заканчиваться.

— Ты думаешь, у нас что-то получится с Подковой? — спросил Афанасий у Игната.

— Обязательно получится, — уверенно ответил тот. — А иначе для чего мы обещали? Разве мы какие-то болтуны? Мы серьезные люди. Служим в СМЕРШе.

Поезд прошел, машина тронулась. Когда железная дорога осталась позади, Раздабаров оглянулся.

— А все-таки хорошо, что ее не взорвали, — сказал он, улыбаясь. — Правда же?

— А то! — Лыков также улыбнулся.

— И вдвойне хорошо, что мы с тобой каким-то боком причастны к этому делу! — сказал Игнат.

— Ну, началась лирика! — Лыков улыбнулся еще шире. — Сейчас тебе самая пора выдать на эту тему какой-нибудь куплет. Знаю я тебя!

— А что, и выдам! — энергично махнул рукой Раздабаров. — Вот прямо сейчас, не сходя с этого места! — И он, наморщив лоб, продекламировал:

— Может, кто-то нам скажет спасибо,
Что крылом не задела беда,
Что идут поезда по Транссибу,
Все идут и идут поезда.

— Неужто сам сочинил? — с дурашливой иронией спросил Лыков.

— Не сочинил! — поправил его Раздабаров. — Сами сочинились!

Эпилог

В течение почти всей Великой Отечественной войны фашисты несколько раз пытались организовать восстания в лагерях для заключенных, а вслед за ними — и диверсии. На железных дорогах, в речных и морских портах, на промышленных предприятиях… Большая часть документов на эту тему до сих пор не рассекречена.