Дорога отчаянья

Я лежал на полу, а на мне, словно наездник, восседал тот самый мужчина. Сначала быстро, но с каждым разом все медленнее и слабее он наносил удары по мне, тем не менее, этого хватило, чтобы разбить лицо в кровь. Силы покидали его, меня – сознание. Я смотрел мужчине прямо в глаза. Ярость пылала ярче любого огня. Жажда непонятной мести, крови. На его лице вздулись вены, пот стекал ручьем. Где-то в стороне что-то звякнуло, через мгновение в темноте блеснул огромный осколок пивной бутылки. Потом время остановилось, стало плотным, вязким, тягучим. Мужчина искривляет рот в неприятной ухмылке. Кусок стекла нависает где-то высоко надо мной, блестит в свете от входной двери, завораживая своими неровными, но очень острыми краями. Мои руки тянутся к кобуре, выкручиваясь, извиваясь и выгибаясь, вытаскивая оттуда заряженный пистолет. Щелкает предохранитель. Указательным пальцем давлю на спусковой крючок, со всей силы, в отчаянии. Я слышу… (мне не кажется?)… как боек ударяет по капсюлю патрона, и состав внутри моментально воспламеняется. Луч огня через затравочное отверстие проникает внутрь гильзы. Вспыхивает пороховой заряд. Образуемые газы увеличиваются в объеме и давят на пулю, которая врезается в ствол пистолета и с бешеной скоростью вылетает наружу. Я чувствую, как маленький кусочек свинца врывается в теплую человеческую плоть, неся смерть на раскаленном кончике. Мужчина замирает, неестественно выгибается и смотрит на меня, шепча неразборчиво слова. В его глазах непонимание, как такое могло случиться? Он не верит, ждет, когда пройдет это проклятое наваждение, когда дикая боль отпустит, а силы вновь вернутся к руке, чтобы завершить начатое дело. Но кровь тоненькой струйкой уже скатывается из левого уголка губ, течет по подбородку, падая маленькими алыми каплями мне на противогаз. Огонь ярости, минуту назад пожирающий все вокруг, замирает, а потом медленно, неуверенно, нехотя угасает. В глазах теперь догорают только головешки жизни. Последний вдох. Грудная клетка едва поднимается, раздается неприятный хрип. Не успев выдохнуть, мужчина падает на меня, придавливая своим телом к земле. Боль в пояснице становится невыносимой, я теряю сознание.

Что чувствует человек, когда лишает жизни другого… Я не знал… потому что не помнил, не понимал, не я стрелял тогда, нажимал на курок указательный палец правой руки, ведомый инстинктом самосохранения. Окончательное осознание всего случившегося пришло позже, когда очнулся. У кровати сидел Андрей. Я оглянулся, наш жилой отсек, уже такой родной. Легкая улыбка проскользнула на моем лице. Хотелось пить, но еще больше – вспомнить, понять, что именно произошло. Слова товарища прозвучали приговором, оглушительным громом, сокрушительным ударом, отправившим меня в глубокий нокаут. Я – убийца! Мои глаза затянула водянистая пленка слез, через секунду соленые капли уже катились по щекам. Убийца. Руки безвольно лежали вдоль тела, кончики пальцев подергивались от нервной дрожи. Убийца… Я закрыл глаза. Он смотрел на меня, зло, с презрением и ненавистью, пока в какой-то момент ярость не сменилась непониманием, удивлением, болью. Пока не потускнел взгляд, не наступила непроглядная темнота. Смерть. Что чувствует человек, когда лишает жизни другого? Пустоту. Всепоглощающую, всепожирающую, всеобъемлющую пустоту… Я стрелял не в мужчину, я стрелял в себя, такого же человека, как и он, борющегося за свою жизнь любой ценой. Выживает сильнейший… Так говорили, да, наверное, до сих пор говорят. Но ведь это закон животных, разве нет? Или после Катастрофы мы потеряли статус венца творения, сами себя скинули с олимпа мироздания в дикие джунгли, где все подчинено одному – власти силы? Тогда, быть может, ни к чему все эти слезы, муки, душевные терзания. Плюнуть, растереть ногой и идти дальше? Но чем будет лучше новый мир, если мы в начале пути шагаем по трупам.

В отличие от меня, командир группы не задавался лишними вопросами. Действуя по принципу «свой-чужой», выстрелом в голову он убил женщину. Не мешкая, не задумываясь, расчетливо, холодно и довольно легко. Я так не смогу никогда. Но у Судьбы на этот счет были совсем другие планы.

И вот мы стояли в темном коридоре, ведущем в подвал госпиталя. Несколько минут на то, чтобы глаза привыкли к царствующему тут мраку. Фонарики не включаем, бережем батарейки. Да и не к чему свет, коридоры расчищены, а расстояние совсем небольшое.

Постепенно появились очертания стен, над головой навис низкий потолок. Пора.