Дорога праха

Казимира пожала плечами, сгребла со стола свой пустой бокал и поплелась вслед за княже к камину. Две масляные лампы стояли на разных концах каминной полки, но светили слабо, сохраняя таинственный полумрак. Может, поэтому Ана сюда потянуло.

Кресла оказались старыми и продавленными, обивка истёрлась и лохматилась на подлокотниках, щекотнула Казимире руку. Ариан опустился на край своего кресла, попытался придвинуть его ближе к камину, но махина не сдвинулась с места. Тогда Ан сам подался вперёд. Свет ламп играл на волнах каштановых волос и в чёрных глазах. Опять зрение играло с Казимирой злую шутку.

Они просидели так минут пять, кажется, за весь вечер толком не разговаривали, только молча чокались бутылками. И зачем она пустой бокал схватила, давно же из горла пила?

– Эй, Каз, – позвал Ариан. Может, не заметил, что она сидела на расстоянии вытянутой руки. В своём глубоком кресле она утонула, откинувшись на спинку и прикрыв глаза. – А в ордене убийц детям рассказывают сказки?

Казимира оглянулась к столику, за которым они сидели прежде. Оба камзола – и её, новенький, и княжий, потёртый, висели на спинках стульев. Не забыть бы. Тыльной стороной ладони Каз утёрла щёку и губы и поставила бокал на пол рядом с собой.

Она пьяна? Ещё нет. Она хочет помнить этот вечер? Точно нет. Ага, у этих проблем одно решение.

Каз махнула рукой над головой, подзывая официантку.

– Ну же, – протянул Ариан, который ответа так и не дождался. Он поставил руку на подлокотник и уткнулся носом в кулак. – Такие вечера созданы для сказок.

Засранец. Будто что-то знает. Будто сам сидел в четвёртой девчачьей казарме и слушал Элке, Эду и Айми.

– Ты и начинай, – пригласила Казимира, пока расшнуровывала ботинки. Босые ноги она поджала под себя, а когда появилась заспанная официантка, Каз заказала медовуху.

– О, не пробовал её. – Ариан скорчил гримасу придирчивого гурмана. – Что там, сказки? – Делая вид, что вспоминает что-то, он потёр бороду. Сейчас его пантомимы уже не вызывали даже усталых улыбок, только раздражение. Каз провела рукой по лицу, чтобы прогнать сонливость и недовольство.

– Можно начать не со сказки, – ответила Казимира. На столик между ними опустили пузатую бутылку с сургучной печатью у основания узкого горла. Каз так увлеклась разглядыванием, что забыла, о чём говорила. Надпись «Орвар»[51] прочитать в такой темноте не удалось, но подушечки пальцев нащупали буквы.

– А с чего? – переспросил Ан. Похоже, слишком долго ждал продолжения.

– М?

– С чего начать?

– А. – Каз откупорила медовуху, понюхала приторный сладкий запах, но пить не стала. Ещё рано. – Что там с тобой приключилось, когда Вег сбежал? Ну, подростком. По его словам, ты был славным малым, а вырос… – Казимира махнула в его сторону бионической рукой. – В то, во что вырос.

– Вот как. – Ариан посмеялся и откинулся назад. А ты уже достаточно пьян? Для верности Казимира протянула медовуху Валлету. Тот тоже понюхал напиток и отдёрнулся. – Тогда с тебя сказка. Настоящая.

– По рукам.

Ан прокрутил узкое горлышко в пальцах, заглядывая в мутное стекло.

– Что тебе Вег вообще рассказывал? Ну, вот сбежал он в пятнадцать. Мне семь было. Один остался. – Казимира не поднимала взгляда с его рук, которые всё время находились в движении. Голос стал тише, глуше, фразы – отрывистее. Больная мозоль. – Да какая разница. Рано или поздно бы это случилось. – Ан обернулся к ней с прежним бахвальством в ухмылке. – Ты знаешь, что не все воспитанники Белой Длани удостаиваются чести провести несколько лет при дворе другого князя? У отпрысков-резистентов, конечно, другое воспитание, нам-то до них куда.

Каз никогда не думала, как резистенты видят друг друга. Рождённый от чистых родителей или от обскуров – ведь это явно играло свою роль. Привилегированный слой, оказывается, тоже делился на самых чистых и чуть менее чистых. Как же у всех вас насрано в головах, подумала Каз. Ариан продолжал:

– Из наших редко кого брали на месяц-другой, а я прожил у Гавена Гатри два года.

– У него ногу сломал? – спросила Казимира. Увлекаясь рассказом, она, кажется, немного протрезвела. Лакх, не этого я добивалась.

Ариан ботинок не снимал, хотя расстегнул пару верхних пуговиц рубашки и закатал рукава. Почти домашний, такой расслабленный вид. Княже подпускал её всё ближе.