Дорога праха

Остановился Дакин резко, нервно, глянул Казимире за плечо. Они стояли на улочке, где и автомобиль бы не проехал, вытянешь руку – дотянешься до собеседника. Спиной Дакин прижался к одной стене, Каз плечом – к другой, так, чтобы видеть и его, и дорожку, по которой они пришли. Заметила бы, если бы кто-то пошёл за ними.

– Я понимал, что к этому приведёт, – глухо проговорил Дакин. Сжимал и расслаблял кулаки, так быстро, что кожа на костяшках не успевала порозоветь. – Я видел умирающих, изувеченных, избитых, сожжённых заживо. – Сил говорить в полный голос у него не осталось, и Дакин прошипел: – Но то делали коруфу.

Ох, атлу. Жил бок о бок с людьми, а всё равно отшельником, так и не привык ко всей мерзости, что они могут сотворить. Всё-то ты забывал, всех-то ты защищал.

– Я не видел, чтобы человек по собственной воле…

Дакин редко моргал и таращился на кирпичную стену. Шок застил его глаза. Напрягаясь с такой силой, что плечи затряслись, Дакин скрестил руки. Казимире даже захотелось удержать его, как-то успокоить, да только что она может сделать.

– Они же не просто избавились от заложников, когда мы атаковали…

– Я знаю, – тихо отозвалась Каз, надеясь, что он остановится, не станет пересказывать, снова переживать увиденное.

– Те трупы лежали день четвёртый-пятый.

– Я знаю, – шепнула Каз, не глядя ему в глаза.

– Первый одержимый давно умер, из него коруфу пересадили во второго, в третьего, а пока люди были живы, им отрубали конечности и прижигали культи, чтобы не умерли от потери крови…

– Я тоже это видела, – отчеканила Казимира.

Несколько секунд. Мазнула взглядом, поискала, не осталось ли выживших, и ушла. Прочь, прочь, прочь. Не дышать этим, не запоминать этого. Не искать Чёрного Монаха, который помогал восставшим в этом зверстве.

– Выкалывали глаза, – Дакин будто получал какое-то садистское удовольствие, – клеймили калёным железом, кожу срезали.

– Хватит, – попросила Каз. Там, в коридоре, поняв, что спасать некого, она пыталась увести Дакина, звала его и тянула за собой, но он таращился на тела. Увидел больше неё, хотя не был готов ни к чему подобному.

– Их даже каким-то порошком обсыпали, – не затыкался Дакин, – я слышал о таком, чтобы разложение медленнее происходило. Понимаешь? Понимаешь, насколько они ненавидели этих людей?

И что отвечать? Что обскуры, которые годами страдали от рук чистеньких, имели на это право? Что их можно понять? К зафери, я могу понять месть, но не упивание насилием. Во все времена обскуры восставали не для того, чтобы кромсать, жечь и издеваться над резистентами, а для того, чтобы с ними считались.

– Понимаю, – только и ответила Каз. Ненависть она понимала. Гастинский хоркефрет понимала. Желание превратить лицо врага в месиво, переломать кости и оставить его захлёбываться кровью. Желание. Претворить же это в жизнь… Да как будто я чем-то их лучше.

– Я здесь не останусь, – сказал Дакин очень тихо, Казимира сперва решила, что ей показалось. Она не заметила, когда он сполз по стене и осел на землю, склонив голову и вытянув вперёд руки. Оголяя бледную кожу в чёрных узорах, задрались его рукава.

Каз села перед ним, сцепив зубы, и сжала прохладное запястье в своей ладони. Дакин вздрогнул и поднял к ней лицо.

– Меня тело перестало слушаться, когда мы спустились в тюрьму. – В свистящем шёпоте сквозил его страх, холод его кожи обжигал пальцы, но Каз не отпустила. – Я годами учился вызывать и контролировать коруфу, но там… – Дакин откинул голову назад, зажмурился. Новая чёрная капля, крохотная в этот раз, скатилась из уголка глаза. Дакин смахнул её рукавом. – Там я будто проводником стал, распахнутой дверью. Они почувствовали запах мук тех людей. – Его руки затряслись с новой силой, и Казимира поймала и второе запястье, переплела свои пальцы с его.

– Посмотри на меня, – позвала она, будто это могло чем-то помочь. – Посмотри. Всё позади. Ты справился и сдержал их. Ты…

– Едва, – не весело, а скорее паникуя, хохотнул Дакин и сильнее сжал ладони Каз, надеясь, что она удержит его от падения. – Я же говорю, распахнутая дверь. И меня чуть не сорвали с петель. Они рванули скопом, я не знаю, четверо, наверное. Я… Кхм… – Дакин прикрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание. Только с третьей попытки ему удалось сказать: – Я не справлюсь с этим снова. И не буду испытывать судьбу. Я хочу уйти сейчас, пока ещё могу.

Напряжённые плечи Казимиры опали, брови расслабились. Она поджала губы, отпуская все слова.

– Ты прав. – Она кивнула. И ещё раз, для верности. – Это слишком опасно.