– Тебе проспаться нужно, давай… – Вегард помог ей снять плащ, усадил на постель, только теперь заметив, что Казимиру слабо трясло.
– Мы должны уйти. – До этого голос звучал потерянно, но теперь зазвенел от злости, и Вегард посмотрел на неё снизу вверх.
Вег сел на пол перед ней. Плечи Казимиры вздрагивали от сухих всхлипов, она схватила себя за локти, заставляя успокоиться, рвано выдохнула в сторону. Сколько бы при других она ни храбрилась и ни хорохорилась, наедине с Вегом Каз могла позволить себе слабость. А что мог он? Смотреть? Как её успокоить, как заставить поверить, что всё наладится, если сам он в это не верил?
– Пожалуйста, – голос Казимиры снова сорвался. – Я не могу потерять тебя.
Единственный свет в комнате – от уличного блёклого фонаря, – и Вег видел, как от слёз глаза Казимиры нездорово заблестели, с какой надеждой смотрели. Она тоже осела на пол, потянулась к нему, чтобы обвить руками, уткнуться в шею. Всё, что ему оставалось, – это гладить её, шептать что-то тихо и неразборчиво, покачиваться из стороны в сторону, убаюкивая. Завтра ей будет легче, может, не вспомнит и половины того, что наговорила сегодня. Завтра он что-то придумает.
Когда Каз затихла и ослабла, Вег поднял её на руки и уложил на постель поверх одеяла. Она больше ничего не говорила, но ещё не уснула. Моргала редко, и слёзы застывали на ресницах. Обнимая её, Вегард лёг позади. Этот взгляд он не забудет.
Его девочка безрассудно хватается за оружие и сносит все удары. Его девочка не следит за языком и отвечает за свои слова. Его девочка бесстрашна и несгибаема… И его девочку сломило всё то, во что он её втянул.
– Единственный способ быть с тобой, – через несколько долгих секунд заговорила Казимира ровно и спокойно, почти отстранённо, – это отказаться от всего. И от пути назад отказаться.
Её рука нашла его пальцы, не сжала, только скользнула по ладони, очерчивая костяшки.
– До чего проще было бы тебя не любить.
Через три издевательски долгих и пустых дня они выступили на юг.
Наконец сокращался список врагов Валлета. Остатки войск Гивата разбежались, руководить ими всё равно было некому. Князь Парима, как выяснилось слишком поздно, участвовал в осаде порта Корк, пока половину его армии под Авророй разбивали в пух и прах. За использование запрещённого оружия ему ещё предстояло ответить, на что Казимира с радостью бы посмотрела. Если бы ей позволили, лично бы казнила этого аич.
Рейтары лишились уже трёх сотен человек, ещё две оставили для защиты города, хотя казалось, что врагов на севере больше нет. Если только какой-то новый беглый генерал не сунется. Габия направила своих людей на восток, к Оро, занятому обскурами, но Ариан решил поскорее освободить от захватчиков южный Белый Храм. Тот, на разведку к которому ездил отряд с Казимирой и Мауро. Клаудия твердила, что Валлеты выросли здесь и теперь должны очистить святыню от скверны. Услышать подобное от Клаудии было ожидаемо, но когда это повторил Ан… Неважно, в шутку или серьёзно. Порой Казимира забывала, какой он человек.
Как, например, в ту ночь, вторую после атаки на Аврору. Днём Ариан отдал приказ прилюдно казнить пленённого паримского солдата, который под пытками рассказал о порошке и о планах. Вегард сказал что-то про милосердие и тюрьму. Ни Ан, ни Казимира не слушали – преступник должен понести наказание. Тяжёлый двуручник, рукоять которого почти доставала Казимире до подбородка, оказалось сложно поднять, но шею солдата он перерубил без труда. Рассёк плоть, размозжил кость. Даже усилий прикладывать не было нужды, но руки у Каз ещё долго тряслись.
И, сидя в трактире, она едва могла донести стакан до рта. Чья-то ладонь с серебряным перстнем –
– Княже, проваливай, – рыкнула Казимира. – Вег меня не отговорил, ты тем более не сможешь.
Делая вид, что ничего не услышал, Ан покрутил мутное стекло в руках, глядя на дрянное пойло. С хорошего хмелеть сложнее и дороже. Неудовлетворённый увиденным, Ариан махнул трактирщику.
– Неси самое лучшее и самое крепкое, что есть.
– Я сказала, проваливай.
– Напомни, я когда-нибудь прислушивался к твоим пожеланиям? – спросил Ан, не оборачиваясь и снимая камзол. В затхлом зале таверны белая рубашка словно светилась, слепя Казимиру. Возражать ему было бессмысленно, идти в другое заведение – нигде не осталось сносного алкоголя. Хоть какого-то алкоголя. Только моча, которую выдавали за пиво. Быстрее утро наступит, чем Каз этим напьётся.