Дорога пряности

Костер перед нами каким-то образом разгорается ярче, подчеркивая красоту Кайна. Отсветы пламени играют на царственных скулах, изящном разрезе губ, мерцают на непроницаемой поверхности черных, глубоких, как океан, глаз, пылают с таким рвением, будто знают, что тоже удостоены этой красоты. Я хорошо понимаю это чувство. Джинн сидит ко мне так близко, что я с трудом сдерживаю порыв, который заставляет меня испытывать глубокое, первобытное удовольствие от любования им. Он лишь мираж, напоминаю я себе, слишком прекрасный, чтобы быть настоящим. Лжец и обманщик, сбивший моего брата с пути истинного.

– Не знаю, – признаюсь я, опуская взгляд.

О чем вообще вести беседы с демоном? Я думала об Афире, но не хочу обсуждать ни брата, ни страшную судьбу, что могла его постичь. Я жажду отвлечься.

– О тебе. – Я снова поднимаю взгляд. – Давай поговорим о тебе.

Джинн смотрит на меня искоса, и тень удивления смягчает его резкие черты. Я достаю кинжал из ножен, принимаюсь вертеть его в руке.

– Скажи, почему, когда я коснулась его во время встречи с Советом, я ощутила от тебя ненависть и гнев?

Теперь Кайн рассматривает пламя, но у меня отчетливое ощущение, что он просто избегает моего взгляда.

– Предположим, я не в восторге от Совета, который стремится меня уничтожить, вот и все.

– Разве можно их в этом винить? Ты же зло во плоти.

Кайн тихо цыкает, но в его глазах вспыхивает коварный огонек.

– Полно тебе, Гроза, зачем обижаешь? Я лишь простой джинн, который пытается выжить в мире.

– Простой, да конечно, – усмехаюсь я. – Давай уж по-честному: кто ты на самом деле и почему так стремишься в Алькибу?

Кайн криво улыбается:

– Предпочту промолчать. Я страшно против рассказов о себе.

Фыркнув, я встаю и принимаюсь расхаживать у костра. Оживляюсь, больше не чувствую себя такой подавленной. А может, я просто рада обсудить что угодно, кроме своих бед.

– Ты не любишь рассказывать о себе, – эхом отзываюсь я и легким движением запястья вскидываю кинжал.

Волшебство, оставшееся в жилах после утренней церемонии, с готовностью стекает по пальцам в клинок, и он удлиняется до размеров небольшого меча. Пожалуй, это мое любимое занятие: когда во время размышлений нужно занять руки – я использую затишье, чтобы отточить перевоплощения оружия. Замираю, любуюсь творением, и в груди разливается гордость.

– Поверить почему-то сложно, – бормочу я, поворачивая меч так, чтобы пламя заиграло на идеальном клинке красными отблесками. – Больше похоже на лживое оправдание.

Кайн тоже очарован и наблюдает, как я ловко играю с оружием, превращая его то в маленький сверкающий топорик, то в смертоносную бритву, способную убить одним росчерком. Выражение лица джинна лишь подпитывает мою гордость.

– Поживешь с мое – тогда поймешь, насколько утомительна становится тема самого себя, – отвечает он.

Я рассматриваю его стройную фигуру, изящно обтянутую черной тканью, гладкое красивое лицо юноши девятнадцати лет.

– Почему? Сколько тебе?

Кайн качает головой, черные пряди длиной до подбородка развеваются на ветру.

– Мой возраст? В годах? Прощу прощения, боюсь, что для таких, как я, время течет иначе.

– В смысле? – Я возвращаю кинжалу изначальный вид. – Когда-то тебя не было, теперь ты есть, и неважно, джинн ты или кто. Сколько утекло времени?

Кайн снова отводит взгляд, теперь к одинокому светлячку, что кружит между травинками.

– А я даже не знаю. Я всегда был таким.

– Красавчиком? Что за банальность! – выпаливаю я.

Джинн приподнимает уголки губ, и у меня внутри тотчас все переворачивается от сожаления.

– Ты считаешь меня красивым, а, Гроза?

Щеки вспыхивают жаром. Я направляю на джинна кинжал, хотя вынуждена признать, что мне нравится, насколько ему пришлась по душе моя невольная похвала.

– Играешь так, демон, будто не ведаешь, какой облик принял.

Он застывает в шаге от меня, остановленный кинжалом. Не сомневаюсь, что джинн подобрался бы и ближе. Запрыгнул бы в самую душу, и сейчас я не уверена, что была бы всецело против.

– И этот облик тебе, похоже, по душе. – Тонкие губы изгибаются, дразня словами. – Жаль, вынужден разочаровать. Никакой облик я не принимал. Это и есть я.

– Нелепость. – Я снова принимаюсь расхаживать туда-сюда, прокручивая кинжал в пальцах, чтобы скрыть, как сильно Кайн меня смущает. – Джинны от природы не выглядят как люди. Ты избрал этот облик в надежде, что он поможет тебе добиться от меня желаемого. И ничего не выйдет.

– Как любопытно, – бормочет Кайн у меня за спиной. – Видать, я все-таки не джинн.

По рукам пробегают мурашки. Я замедляю шаг у границы света, оглядываюсь через плечо.

– И что же ты тогда такое?

Кайн пристально на меня смотрит, и предо мной вновь разверзается пустота в его глазах, безграничный голод могилы, бездонная пропасть вселенной, я с головой погружаюсь в созерцание ничего. Это парадокс, ведь как можно увидеть ничто? Чем больше я думаю, тем сильнее меня озадачивает эта загадка. Затем Кайн сверкает шакальей ухмылкой, напряжение спадает, и он становится беспечен, как облака, плывущие по летнему небу.

– Я забавляюсь, Гроза. Я джинн, и по вашим понятиям времени я стар.