– И слаб, – говорю я, но продолжить шпильку не дает раздавшийся вдалеке голос.
Таха и остальные возвращаются в лагерь. Сердце чуть не выскакивает из груди. Если кто-то хотя бы мельком увидит Кайна, меня силком потащат обратно в Калию, швырнут на растерзание Совету, и судьба Афира останется в руках Тахи. Я спешно направляю кинжал на Кайна:
– Уходи, пока тебя не увидели.
– Жаль. – Он надувает губы. – Мы только начали веселиться.
В мгновение ока джинн исчезает, через миг я чувствую, как он нагревает рукоять клинка. И кое-что еще, спутанную смесь искушений: Кайн желает, чтобы я снова его призвала, наплевала на всякую осторожность и бросила отряд, но на этот раз он хочет, чтобы я сперва украла их мисру и припасы. Отправиться в путешествие за Афиром лишь с ним, без остальных.
– Духи, о чем я только думаю? – бормочу я, качая головой.
Прячу кинжал в ножны на бедре и хватаю сумку, когда на свет костра выходит Таха. Секунду я нервно вглядываюсь в его выражение лица, пытаясь понять, не заметил ли он неладное. Он серьезен, на коже блестит пот, в кулаке болтается коричневый мешок. На дне темнеют кровавые пятна.
– Ужин, – произносит Таха, поднимая мешок.
Значит, моя тайна не раскрыта. Пока что.
– Я поела, – отзываюсь я и ловлю взгляд Тахи, когда иду искать место для ночлега.
В его глазах отражается нечто, чего я не могу понять… Разочарование? Не знаю, но после того как он со мной обошелся, я не собираюсь ни тратить время, ни доставлять ему удовольствие попытками его разгадать.
11
Несколько дней мы путешествуем по безопасным землям, усеянным живописными городками из песчаника и длинными лентами торговых караванов, что везут пряности, кофе, орехи и финики под охраной отрядов Щитов. Теперь, когда троица предпочитает дружно не обращать на меня никакого внимания, мне куда спокойнее. Каждое утро мы торжественно проводим чайную церемонию, тушим костер и седлаем лошадей, день мы проводим верхом, в монотонном движении навстречу алым сумеркам, которое время от времени прерывают шуточки Резы, хихиканье Фей и утомительные монологи Тахи о тонких, но важных различиях между двумя совершенно одинаковыми видами изогнутого лука. Ночи полны прохлады и милостиво тихи, но я все ворочаюсь с боку на бок. А если засыпаю, то меня неумолимо преследуют кошмары о том таинственном великом городе, мне незнакомом, и я снова и снова беспомощно наблюдаю, как окруженный стеной сад предается неистовому огню, а моя радость обращается горечью пепла на языке. Кошмар не желает отступать, он приходит каждую ночь, и, сколько бы я ни размышляла, разгадать его скрытый смысл мне не удается. А еще я часто встаю, терзаемая горем, которое давит мне на грудь, вжимает в походную постель. А бывает, меня гнетет не скорбь по Афиру, но обида. Отчаянная нужда понять, почему брат ни разу не прислал весточку, что жив, почему продлил наш траур. Страх: вдруг Афир стал кем-то незнакомым, его доброта обернулась жестокостью, щедрость уже не так безусловна, а остроумие и легкая улыбка сменились суровой маской. Какие бы чувства меня в итоге ни одолевали, в своем одиночестве я размышляю, что же скажу брату, когда мы наконец воссоединимся. Потребую ли в гневе ответов? Или не пророню и слова в чистом облегчении?
Более насущной становится проблема, как вызвать Кайна и узнать путь к Афиру так, чтобы Таха ничего не заметил. В ту ночь я пошла на великий риск, и Таха мог с легкостью увидеть джинна и доложить о моем проступке отцу, отправив почтового сокола. Однако осознание этого не уменьшило моего желания вновь увидеть демона и разведать о нем больше. Даже когда Таха не смотрит в мою сторону, я чувствую, как за мной наблюдают. Даже преследуют. Или, может, просто сказывается беспокойство, ведь мы все ближе к Долине костей. До нее остается еще несколько дней пути, мы легкой рысью пересекаем безопасную, поросшую кустарником равнину, и все же я чувствую, будто балансирую на самом краю смертельного обрыва. И, будто мало мне причин пребывать в напряжении, этим утром Таха решил нарушить наше шаткое перемирие.
– Чужеземцы в Алькибе говорят на языке, который называется харроутанг, – заявляет он, поворачиваясь ко мне: я еду от него справа. – Для твоей же безопасности тебе нужно выучить несколько фраз.
Какое несвойственное ему проявление любезности. Возможно, стоит спросить, все ли с Тахой в порядке, вдруг случайно съел ядовитых лесных ягод, свалился с коня и ударился головой. Чутье подсказывает: ловушка. Наверняка так и есть, это же Таха.
– Зачем? Я не собираюсь заговаривать с колонизаторами.
– Они могут заговорить с тобой, а не ответить – неразумно, – отвечает Таха.
– Вы уже бывали в Алькибе? – спрашиваю я.
Все трое кивают.
– Да, однажды, – говорит Таха.
– И какая она?
Фей морщит нос, будто учуяла вонь:
– Грязная, людная, бедная, полная жестокости…
– Ничем не примечательная, – перебивает ее Таха. – Слушай внимательно. Слово, которое я сейчас произнесу, на нашем языке означает «стой».