Дорога скорби

Арчи вышел вместе со мной и Чарльзом в прихожую и протянул руку на прощание. Чарльз сердечно пожал ее. Арчи взялся за мою кисть и посмотрел на вздувшиеся и глубокие рубцы, уже ставшие багровыми и черными.

– Вы весь вечер с трудом держали в руке стакан, – сказал он.

Моя рука оставалась рукой, и только это имело значение.

– Никаких объяснений? – спросил Арчи. Я покачал головой.

– Каменная стена говорит больше, – спокойно сообщил ему Чарльз.

Арчи, отпустив мою руку, сказал:

– Британский совет скачек хочет, чтобы вы проверили лояльность некоторых членов Совета. Сверхсекретное расследование.

– Они меня об этом не просили, – сказал я.

– Они просили меня, – сказал Арчи, и в его глазах блеснуло удивление. – Я сказал, что это сделаете вы – или никто.

– Никто, – сказал я. Он рассмеялся. – Вы начнете сразу после окончания дела Квинта.

Проблема в том, думал я, сидя рядом с Чарльзом в машине по пути в Эйнсфорд, что дело Квинта имеет шанс никогда не кончиться. Эллиса могут посадить в тюрьму, а могут и не посадить, но для нас обоих это будет не конец.

Одержимость Гордона может сделаться сильнее. Эллис может изуродовать не только лошадь. В них обоих заложено пренебрежительное равнодушие к живому.

Никто не может быть полностью защищен от человека с навязчивой идеей.

Нужно просто жить и не обращать внимания на угрозы. И я должен как-то отвадить Гордона от двери моей квартиры на Пойнтсквер. Чарльз сказал:

– Ты не думаешь, что перекачка файлов Йоркшира на твой компьютер безнравственное дело? Что это... воровство?

Он говорил без осуждения, но оно предполагалось. Я вспомнил наш давний спор о том, что благородно, а что – нет. Он сказал, что мое понимание чести сделало мою жизнь чистилищем, а я сказал, что он не прав, и что чистилище – это когда отказываешься от чести и знаешь, что сделал это. "Это только для тебя, Сид, – сказал он тогда. – Для всего остального мира это нетрудно".

Кажется, он применил ко мне мое же собственное необдуманное суждение.

Была ли кража сведений оправданна или нет? Я сказал, не извиняясь:

– Это было воровство и бесчестье, и я снова сделал бы это.

– А чистилище подождет?

Я с удивление спросил:

– Вы читали "Памп"?

Миль через пять он сказал:

– Это похоже на правду.

– Угу.

– "Памп" – это другой вид чистилища.

Я кивнул и лениво добавил:

– Приемная в чистилище.

Он нахмурился и с отвращением посмотрел на меня.

– Так значит, ад настал?

Он ненавидел неумеренные эмоции. Я остыл.

– Нет. Извините. Это был слишком длинный день.

Еще через милю он спросил:

– Как ты поранил руку?

Я вздохнул.

– А вы не будете нервничать, Чарльз, если я вам скажу?

– Нет. Все в порядке. Никакого беспокойства.

– Ну тогда... это Эллис упражнялся.

– Эллис?

– Ага. Лорд Тилпит и Оуэн Йоркшир смотрели, как Эллис развлекается.

Вот откуда они теперь знают, что он виновен в том, в чем его обвиняют. Если бы у Эллиса был секатор вместо гаечного ключа, у меня бы не было рук – и бога ради, Чарльз, смотрите на дорогу.

– Но, Сид...

– Не нервничайте. Вы обещали. Это быстро заживет. Если бы он хотел сегодня убить меня, он мог бы это сделать, но вместо этого он дал мне шанс на спасение. Он хотел... – Я сглотнул. – Он хотел заставить меня заплатить за свое поражение... и он заставил меня заплатить... и в понедельник в суде я постараюсь опозорить его навеки... Но я ненавижу это.

Он доехал до Эйнсфорда в молчании, в котором, как я понял, не было обвинения. Остановившись у дверей дома, он с сожалением сказал:

– Если вы с Эллисом были такими хорошими друзьями... ничего удивительного, что бедная Джинни не вынесла этого.

Чарльз увидел, как у меня застыло лицо.

– Что такое, Сид? – спросил он.

– Я... я мог сделать неверное предположение.

– Какое предположение?

– А? – слабо отозвался я. – Надо подумать.

– Тогда думай в постели, – легко сказал Чарльз. – Уже поздно.

Я думал половину ночи. Месть Эллиса жестоко терзала мои пальцы. Эллис связал мне кисти и дал тридцать секунд форы... Я мог бы быть мертв, подумал я, если бы мы не были друзьями.

В Эйнсфорде у меня были дубликаты всех вещей, оставшихся в автомобиле, – зарядник для батареек, бритва, одежда и все прочее, кроме сотового телефона. SIM-карта осталась у меня, но была бесполезна.

Проблема с отсутствием машины опять была решена с помощью "Теле-Драйв" – за мной заехали утром в воскресенье.

На предложение Чарльза провести день, отдыхая рядом с ним ("Может, в шахматы сыграем?"), – я ответил, что собираюсь навестить Рэчел Фернс.

Чарльз кивнул.

– Возвращайся, если будет нужно.

– Всегда.

– Береги себя, Сид.

Рэчел, как сказала мне по телефону Линда, отпустили на один день из больницы.

– Да, приезжайте, – попросила она. – Вы нужны Рэчел.

Сама Рэчел выглядела бескровной – бледный призрак девочки из страны холмов. За те пять дней, что я ее не видел, синие тени у нее под глазами стали глубже, она похудела так, что впалые щеки, лысая голова и большие, окруженные тенями глаза делали ее похожей на экзотическую птичку.

На кухне Линда обняла меня и заплакала на плече.

– У нас хорошая новость, – сказала она, всхлипывая. – Они нашли донора.

– Но это чудесно.