Дорога сна

— Не родителей — только отца. Моя мать пребывает в добром здравии, просто удалилась от мирской суеты в монастырь. А разбойники под боком не у меня, а у Бертрана де Мармонтеля, — с достоинством возразила она. — И в любом случае, мои страдания не идут ни в какое сравнение с тем, что вытерпели вы.

— И вы не презираете меня? — Леон посмотрел на неё так же пристально, как она до этого разглядывала его. Аврора чуть смутилась, но не опустила глаз.

— За что мне вас презирать? За убийство Арамиса? Вы сказали, что это был честный бой, и хоть я знаю об этом только с ваших слов, я вам верю.

— За происхождение, например. За то, что я бастард Портоса.

— Вот ещё! — она тряхнула головой, и тёмные локоны стукнулись о её плечи. — Презирать людей за происхождение — глупость и пошлость, это должно было давно остаться где-то в тёмных веках. Нет, всё, что я к вам испытываю — уважение и жалость. Надеюсь, последнее вас не задевает? — добавила она поспешно.

— Нет, ну что вы! — Леон хотел добавить что-то вроде «Когда такая красивая женщина жалеет тебя, это может только радовать», но вовремя спохватился, что это может быть неверно истолковано. — Единственное, о чём я жалею, так это о том, что вообще рассказал вам свою историю. Вы только расстроились, да и мне это радости не прибавило. Не на такой грустной ноте хотел я закончить наш ужин, — он поднялся из-за стола, Аврора тоже встала. — Мой вам совет: забудьте всё, что я вам наговорил. Считайте, что я просто был слегка пьян и рассказал вам страшную историю. Не принимайте близко к сердцу и вообще — забудьте, — повторил он. — Я бы тоже хотел забыть обо всём этом…

— О том, что вы мне рассказали? — уточнила Аврора, причём в глазах её появился какой-то странный блеск. — Или вообще обо всём, что случилось с вами?

— И о том, и о другом, — ответил Леон. — Слишком много в моей жизни произошло всякого, что я хотел бы забыть — особенно за последнюю пару месяцев. Было бы хорошо не помнить, что я убил лучшего друга своего отца и отца того, кто мог бы стать моим другом. Что я большую часть своей жизни служил недостойному человеку. Что я совершил много ошибок, хоть и не всегда по своей вине, а теперь из-за этих ошибок навсегда лишился отца и друзей. Было бы неплохо забыть обо всём этом.

Он кивнул Авроре и повернулся, собираясь покинуть столовую, но его остановил её голос — необычно звенящий и взволнованный:

— А если я скажу вам, что существует способ стереть себе память?

Леон резко развернулся и уставился на неё, в полной уверенности, что она шутит, но лицо Авроры было серьёзным, глаза её уже не просто блестели, а сверкали, грудь тяжело вздымалась, и даже бледность как будто немного отступила.

— Это какой же? — губы сами собой искривились в привычной усмешке.

— Есть зелье, которое может дарить людям забвение, — серьёзно сказала она.

Тут Леон уже не выдержал и хрипло расхохотался — Аврора вздрогнула от неожиданности.

— Про это зелье все знают! Но как по мне, пьяницами становятся люди слабые и жалкие, а я не такого склада, чтобы топить свою боль в вине! Да и странно слышать такие слова от молодой женщины, весьма умеренной в еде и питье, — он кивнул на её тарелку с недоеденным куском сыра и бокал, из которого она выпила всего лишь половину содержимого.

— Я не про вино, — она даже не улыбнулась, оглянулась на дверь и понизила голос. — Я про настоящее зелье, которое может заставить человека забыть всё, даже собственное имя.

— И где же вы такое встречали? — Леон не мог сдержать насмешливости в голосе, хотя где-то в глубине души ощутил леденящий холод и понял, что его охватывает страх и в то же время — невероятная решимость и готовность пойти на самые отчаянные действия.

— В записях своей бабушки, — совсем тихо сказала Аврора, подойдя ближе к нему. — Я же сказала вам, что она разбиралась в травах и варила зелья. Одни из них исцеляли тело, другие — душу. Было среди них и то, что могло лишить человека болезненных воспоминаний. Варить его сложно, но бабушка оставила очень чёткие и подробные указания.

— И что же, вы готовы сварить такое зелье для меня? — Леон всё ещё смотрел на неё с иронией, ожидая, что все слова Авроры — затянувшаяся и не очень удачная шутка. Может, она таким образом мстит ему за сухость и холодность после слов о разбойниках?

— Уже сварила, — её речь стала короткой и отрывистой. — Правда, не для вас — для себя. Мне, как вы теперь знаете, тоже есть что забывать. Но если вы по-настоящему этого хотите, я уступлю зелье вам, — в серых глазах сверкали те же отчаяние и решимость, что и у него, и Леон подумал, что начинает кое-что понимать.

— Ваша бабушка была целительницей, и вы пытаетесь идти по её стопам, — медленно начал он. — Скажите, вы тоже лечите людей? Варите зелья, готовите снадобья, так?