Дорога свободы

— Я взял жену в рабстве, — сказал он. — Мы поженились тайно, хозяин не признавал брака для рабов. В его глазах мы были равны — оба скот, а не люди. Мы с ней были равны в труде; мы были равны, когда валились без сил на хлопковом поле. Мы равно страдали. Теперь я говорю: пусть моя жена будет равна мне в глазах этого собрания.

Всеобщее избирательное право — вот вывод, который для них напрашивался сам собой; их удержало только сознание революционного характера этой меры, страх злоупотребить властью, данной им Конгрессом в далеком Вашингтоне. Но из прений по этому вопросу вышел первый в истории Южной Каролины закон о разводе, здравый и простой закон, который вызвал бурю в южной прессе: газеты кричали, что черные дикари ввергли страну в пучину разврата и нравственного падения. Из этих прений вышел закон, гласивший, что собственность жены не может быть продана за долги мужа, — и это тоже было новшеством для Южной Каролины. Во время этих прений была подвергнута всестороннему и на редкость здравому обсуждению вся процедура голосования — и это заставило Гидеона столько раз перечитать конституцию Соединенных Штатов, что он почти что выучил ее наизусть. Вместе с другими он боролся за подлинное равенство негров и белых на выборах, за предупреждение возможных попыток дискриминации вооруженной силой. И предложенная ими резолюция была принята конвентом.

Уже шел март, наступала весна. Небо над Чарльстоном было такое синее, каким оно не бывает больше нигде в мире. Над заливом с криком носились чайки; проливался тонкий, как туман, дождь, потом утихал, и небо сияло еще ярче прежнего. Один делегат предложил с места, чтобы этот год был назван «Годом славы»; его предложение отвергли со смехом, однако все чувствовали, что этот год не похож на другие, и репортер «Нью-Йорк Геральда» писал:

«Здесь в Чарльстоне ставится неслыханный в истории человечества эксперимент — многообещающий и в то же время абсолютно невероятный».

Трое бывших солдат Южной армии напали на улице на делегата Чарлза Кавура, почтенного пожилого негра, и жестоко его избили; но того взрыва, которого все опасались, в Чарльстоне так и не произошло. Карликовые пальмы выпустили зеленые листья, и Гидеон, наслаждаясь свежим морским бризом, стоял на набережной и смотрел, как по заливу скользят шхуны, распустив белые паруса. Недавно ему попалась книга под заглавием «Листья травы» ¹ и в ней он прочитал такие строки:

Скажи, старый друг, чего тебе нужно?

Земля! Ты чего-то ждешь от меня.

«Чего тебе нужно» — звенело у него в ушах: ему нужен был весь мир — и вот он лежал перед ним, стоило только руку протянуть. Даже грузчики, с песней разгружавшие баржу, знали, что этот год — благословенный год. Теперь Гидеон учился уже не в одиночку: восемь делегатов собирались два раз в неделю у Кардозо и изучали американскую историю и экономику; двое из них были белые. И однажды после заседания Гидеона нагнал Андерсон Клэй и крикнул:

— Джексон! Подождите минутку!

Гидеон остановился, дождался его, и они пошли рядом. Клэй был еще выше ростом, чем Гидеон; его длинные желтые волосы сверкали на солнце, как медные.

— Вот о чем я думал все эти дни, — начал он без предисловий. — Я понимаю так: вы с нами, а не против нас.

— Как это?

— Столько негров, как в этом конвенте, я, честное слово, за всю жизнь не видал. Сперва я было решил: нечего мне тут делать, видно, надо уезжать домой да поднимать бунт! Не желаю жить в негритянском царстве!

— Напрасно вы так... — мягко сказал Гидеон.

Книга известного американского поэта XIX века Уота Уитмэна. (Прим. перев.)

— Да. А теперь я думаю: кто его знает, может, и в самом деле можно неграм и белым жить вместе. Хотите потолковать со мной об этом?

— Буду очень рад, — сказал Гидеон.

Некоторое время они шли молча: ни тому, ни другому не было по силам разом опрокинуть столь давно разделявшую их преграду. Они шли по узким улицам Чарльстона; они шли вдоль белых стен, которыми дома отгородились от всего мира; они шли по ярким лужицам солнечного света, и, наконец, Клэй сказал:

— Что делает человек, когда создается новый мир? Или сам его строит, или старается его разрушить. И вот те господа, что уже наладились его разрушать, мне очень не нравятся.

Гидеону мало приходилось спать в эти дни. Работа в комиссии сблизила его с Кардозо, и он не обижался, когда этот ловкий вылощенный мулат пользовался им как тараном. Один был продуктом культуры, другой только ее хлебнул и уже был опьянен ею. Оба соединили усилия ради достижения одной цели — всеобщего обязательного обучения, которое оба считали в известном смысле краеугольным камнем всей новой конституции. У них была сильная поддержка, но была и оппозиция; несогласные уговаривали их:

— Пойдите на компромисс! Нельзя требовать, чтобы население, сплошь неграмотное, все поголовно посылало детей в школы!

— Почему?

— Они не пошлют.

— Так сделаем обучение обязательным.

— Кто будет работать в поле, если вы из всех сделаете адвокатов?