— Этим, положим, не кончится, — нетерпеливо возразил Шелтон. — Не пытайтесь истолковывать мои слова превратно, мистер Джексон. Насколько я понимаю, смерть ребенка была чистой случайностью. Тем не менее мы делаем все от нас зависящее для того, чтобы разыскать преступников.
— Случайность! — воскликнул Гидеон. — А то, что эти бандиты в белых халатах зажгли крест, ворвались в нашу деревню, подожгли хлевы, которые, кстати сказать, нам не принадлежат, майор Шелтон, а являются пока что собственностью правительства Соединенных Штатов, — это что, тоже случайность?
— Весьма сожалею...
— Сожалеете?.. А вы интересовались здешним отделением Клана? Проверили таких людей, как Джессон Хьюгар? Вызвали его, допросили?
— Не кричите на меня, Джексон. Я не собираюсь действовать по указке каждого негра, который разводит истерики и просит у нас защиты.
— Послушайте, сэр, — сдержанно сказал Гидеон. — Я не развожу истерик. И я ничего у вас не прошу. Я требую того, что мое по праву. Конгресс обеспечил нашему округу военную защиту, пока у нас не будет гражданской администрации. Либо вы обеспечьте нам защиту, либо мы это сделаем сами. Я сам был на войне. Я был сержантом в 54 -м негритянском Массачузетском полку. Мы не копали канавы и не строили стены, как негритянские рабочие батальоны; у нас были свободные негры и беглые рабы с Юга, мы дрались в девяти сражениях, на каждые десять человек у нас было восемь убитых или раненых. Мы штурмовали форт Вагнер, может, помните? Четыреста человек полегло, и среди них наш полковник Шоу. Мятежники изуродовали его тело и швырнули в одну яму с неграми за то, что он, белый джентльмен, командовал негритянским полком. А помните нашу песню? Может, воевали в этих краях, так слышали, как поют солдаты: «Райские врата раскрыты, там ждут полковника Шоу». Я не люблю об этом говорить, это было давно, это все прошлое, старое, злое прошлое. Но я вам говорю: если вы не обеспечите нам безопасность, мы обеспечим ее сами.
— Я немедленно положу конец всяким беспорядкам, — резко сказал майор Шелтон, — кто бы ни был их зачинщиками, белые или черные.
— Хорошо. Мы будем защищаться сами, — ответил Гидеон.
Вернувшись в Карвел, Гидеон созвал всех на собрание, и негров и белых, и сказал им:
— Вы уже знаете, что принесла моя поездка на Север. Бостонский банкир Исаак Уэнт дал мне чек на пятнадцать тысяч долларов. Теперь мы купим землю, и никто ее у нас не отнимет. Нас будут травить — уже начали. Я считаю, надо отстаивать свои права, надо организовать милицию, и пусть она раз в неделю проходит обучение, пока это нужно.
Долго спорили. Франк Карсон напрямик заявил, что он не желает проходить военное обучение под начальством негра. Он воевал под командой Стюарта, и вся эта затея ему не по душе. Гидеон предложил, чтобы обучением милиции занялся Фред Мак-Хью, который был в армии унтер-офицером. Проголосовали и приняли; Фред согласился. В помощники себе он выбрал Ганнибала Вашингтона и Абнера Лейта. Алленби спросил, не будет ли это против закона, и Гидеон ответил, что, поступая так, они всего лишь осуществляют свое право на ношение оружия, дарованное им конституцией, что они и раньше его носили, с самой войны, и что их военные занятия лишний раз покажут этим бандитам в ночных рубашках, что их голыми руками не возьмешь. В этом он, повидимому, был прав, ибо прошло много времени, прежде чем клановцы вновь появились в окрестностях Карвела.
Слепая девушка, Эллен Джонс, спросила Гидеона о Джефе, и он все рассказал ей — как Джеф будет работать у доктора Эмери и как потом, может быть, поедет в Эдинбург, то есть бог знает в какую даль, за море, на самый край света. Гидеон видел теперь, что девушка любит Джефа. Почему он раньше столь многого не замечал? «Может быть, пять лет», — проговорила она таким голосом, как будто хоронила все свои надежды.
— Может быть, — подтвердил Гидеон. Он жалел ее, он старался, как мог, ее утешить, но про себя думал: «Зачем же Джеф допустил, чтобы это так далеко зашло?» Теперь он постоянно думал о Джефе. Он думал о нем, когда видел, как другие мальчики шутят с девушками. Он думал о нем, когда смотрел на Марка, который рос не по дням, а по часам.
Эллен часто приходила к Рэчел. Им было о чем поговорить. С Гидеоном Рэчел редко говорила о Джефе. «Это очень хорошо для него, тут и думать нечего», — сказал Гидеон. И Рэчел согласилась. Иногда Гидеон вдруг спохватывался, ему вдруг становилось ясно, что течение все дальше и дальше уносит его от Рэчел, тогда он становился особенно нежен и ласков с ней, старался ей угодить даже в самых мелочах. А она твердила:
— Гидеон, Гидеон, да не тревожься ты обо мне.
— Я люблю тебя, Рэчел, милая.
Но он и говорил это иначе, не так, как прежде; все изменилось в нем: речь, манеры, мысли, поступки. Когда в