Дорога свободы

присутствии Рэчел среди женщин заходил разговор о ней и о Гидеоне, она принималась с жаром превозносить его достоинства. Она говорила им, что во всем мире нет другого такого, как Гидеон, она раздувала в них ревность, восхищение и зависть. Но себя она не могла этим утешить. По ночам она просыпалась и часами лежала без сна рядом с Гидеоном. Однажды что-то подсказало ему, что она не спит, и он окликнул ее:

— Ты что, детка?

— Ничего.

— Ну, так спи.

Немного погодя она сказала:

— Джеф уехал. Ах, боже мой, я хочу ребенка.

— У нас уже есть двое славных мальчиков и дочка.

— Хочу ребенка. У меня в сердце пусто.

— Это уж как богу угодно, — прошептал Гидеон. — Дети родятся или не родятся, от нас не зависит.

— Ты не веришь в бога.

— Рэчел, Рэчел, дорогая...

— Дети родятся у тех, кто любит.

— Я люблю тебя, детка, — сказал Гидеон. — Люблю всей душой. Поверь мне.

— Джеф уехал, — с отчаянием в голосе проговорила Рэчел, — уехал и все

Было решено, что Абнер Лейт, Гидеон и Джемс Алленби поедут на торги покупать землю. Гидеону дали доверенность на совершение купчей, а Даниэль Грин, янки-юрист, недавно поселившийся в Колумбии, достал план продаваемой земли. Все время, что еще оставалось до торгов, карвеловцы изучали этот план и на все лады делили землю. Как это сделают правительственные землемеры, где пройдут границы тысячеакровых участков, на которые предполагалось ее разбить, никому не было известно, но они старались предусмотреть все возможности. Целую неделю Гидеон вместе с Абнером и Франком Карсоном бродили по карвеловской земле. Они находили места, о существовании которых раньше не имели понятия. Франк Карсон заметил, что в одном месте, где русло ручья опускалось на целых семь футов, можно без больших затрат установить водяную мельницу, тогда они смогут сами молоть кукурузу. Они обнаружили платановый лес, высокий

и густой, прекрасное место для жилья. Когда, увидев семисотакровую полосу болота, Абнер Лейт сказал: «Вот уж этого нам никак не надо», — Гидеон потребовал более тщательного осмотра. Оказалось, что деревья на болоте все молодые, их нетрудно будет выкорчевать; земля очень плодородная, чистый чернозем, не земля, а сплошь жирный перегной. «Посеять рис, так это в год два хороших урожая», — сказал Гидеон. У кого есть рисовое поле, тот никогда голодать не будет. Размечтавшись, они уже строили планы, как они проложат гать через болото, — тогда до железной дороги будет всего четыре мили. Растирая пальцами комочек земли, Франк Карсон сказал: — Построю себе домик вон там на холме, где платаны. Посею один рис и буду продавать, и тогда не надо мне никакого хлопка, чтобы он провалился. Я еще не видал, чтобы человек разбогател на хлопке.

— А я посею хлопок, — сказал Гидеон. — На хлопок еще будет большой спрос. Хочу видеть, как лопаются коробочки, и думать — это мое, мое собственное.

— А по-моему, в низинах всегда малярия, — заметил Абнер.

Они двинулись дальше. Они шли по нескончаемым сосновым лесам, потом выходили на холм и тогда видели, как земля раскинулась во все стороны, словно беспредельный океан. Франк Карсон задумчиво посмотрел вниз и тихо проговорил: — Случалось мне и раньше видеть землю, да так я на нее никогда не смотрел. Так, наверно, смотрел мой прадед, когда в первый раз пришел в эти края, налегке, с ружьем за плечами и куском мяса в мешке.

За время, остававшееся до торгов, они осмотрели всю Карвеловскую землю. В поле снимали урожай. Земля хорошо уродила в эту благословенную осень 1868 года. Наскоро сколоченные закрома были битком набиты желтым зерном, грубые навесы укрывали сено и скот. Появился спрос и на хлопок, который сажали белые; и однажды ночью карвеловцы услышали пронзительный гудок первого товарного поезда.

Двадцать второго октября Гидеон, Абнер Лейт и Джемс Алленби приехали в Колумбию, поставили лошадь в конюшню и слились с толпой, спешившей на первый большой публичный аукцион. Даниэль Грин, которому они поручили вести торг, увидев издали Гидеона, замахал рукой и стал проталкиваться к нему, то исчезая в толпе, то появляясь вновь. На нем был клетчатый костюм и белая соломенная шляпа, в углу рта торчала толстая черная сигара. «Здравствуйте, Джексон, здравствуйте!» Карманы его были набиты бумагами и планами.