В кабинете его преподобия Чарлза Смита в Уорчестере Гидеон повторил все, что ему говорил доктор Эмери. Смит, тихий, мягкий и робкий человек, сказал: да, Джеф хороший мальчик, очень хороший, серьезный, беспокойства никому не доставляет. Но Гидеон должен понять, что высшее образование — это очень долгое, утомительное дело; Гидеону не следует забывать, что совсем недавно мальчик не умел ни читать, ни писать. Правда, у него большие подражательные способности, он быстро схватывает, но медицина — это профессия, которая требует куда более высоких знаний. Не слишком ли много берет на себя Эмери, говоря, что за два года подготовит мальчика к поступлению в
Эдинбургский университет? На этот вопрос Гидеон не мог дать ответа. И разве медицина единственное поприще, на котором молодой человек может послужить своему народу? А что если ему стать проповедником? У мальчика, безусловно, есть духовные стремления, разве это не указывает на призвание?
— Не думайте, что я неблагодарный, — вы много для него сделали, я понимаю. — Стоит ли говорить Смиту, как тяжело им будет, ему и Рэчел, целых пять лет не видеть Джефа? Понимают ли белые, что значит ребенок для негра? — Но он хочет быть врачом... Так пусть уж делает, как хочет.
— Да, конечно, если только он действительно знает, чего хочет.
— Я поговорю с ним, — сказал Гидеон.
Джеф вырос за время их разлуки, он был теперь еще выше ростом и еще больше похож на отца. Сейчас, после того, как они долго не виделись, это сходство обоим бросилось в глаза. И Гидеону теперь было легко говорить с Джефом, а раньше он не умел. Днем они вместе гуляли по городу. У Джефа было много знакомых, и, здороваясь с ними, он всякий раз с гордостью представлял Гидеона: «Это мой отец». Гидеон уже привык к тому, что люди меняются; он жил в мире, где все непрерывно менялось; и перемену в Джефе он видел, но принимал как должное.
Они вышли из города и пошли по проселочной дороге. Вокруг виднелись красные клены, разбитые на ровные квадратики поля, пастбища, на которых там и сям торчали из земли камни, выкрашенные в красную краску хлевы и белые чистенькие домики — и вся эта давно обжитая земля казалась очень старой и мирной.
— Тебе здесь нравится? — спросил Гидеон.
Джеф сказал: да, ему здесь нравится. Не только потому, что все к нему хорошо относятся, нет, это сложнее. Люди и здесь не святые; бывает и здесь обзовут тебя черной скотиной. Очень многие в городе ненавидят негров и всегда их ненавидели. И, все-таки, здесь чувствуешь себя совсем не так, как на Юге.
Гидеон кивнул. Это ему было понятно, хотя для него самого жить здесь было бы не лучше ссылки. Почему? Трудно сказать; холодная эта страна.
— Я много занимаюсь, — сказал Джеф.
— Это хорошо. — А немного погодя Гидеон спросил: — Ты думал, что тебе делать после школы?
— Я попрежнему хочу быть врачом.
Они вышли на гребень холма, внизу садилось солнце. Фермер гнал домой коров, собака его яростно лаяла. — Пойдем назад, — предложил Гидеон.
Они шли медленно, и Джеф сделал попытку облечь свои мысли в слова. Гидеон молча слушал. — Мы молодой народ, — сказал Джеф. — Понимаешь, что я хочу сказать? — Гидеон кивнул. — Белый мальчик, — продолжал Джеф, — он делает, что хочет или что для него выбрали родители. Ему не надо думать о служении...
Гидеон снова кивнул.
— А я думаю так, — сказал Джеф. — Вот я учусь здесь, а Марк, Кэрри Линкольн и все — их здесь нет. Выходит, мне выпало особое счастье. Значит, я должен за это отплатить. Вернусь домой и скажу: смотрите, вот что я получил, все вам принес. Человек захворает, а я, может, его вылечу.
— Его преподобие Смит говорил — он хочет, чтобы ты стал проповедником. Разве это не служение?
— Пожалуй, — согласился Джеф. — Только я считаю, брат Питер и так очень хороший проповедник. Проповеди — не наука. Его преподобие Смит хороший человек, очень хороший. Но это не для меня.
Гидеон рассказал ему об Эмери и его амбулатории, о предложении Эмери и о том, что негр может выучиться на врача в Эдинбургском университете. Джеф слушал, затаив дыхание. Гидеон изложил все за и против. Эмери может еще передумать. Двух лет, может быть, нехватит для того, чтобы обучить Джефа, да и самому Эмери вся эта затея может надоесть.
— Двух лет хватит, — сказал Джеф, — я тебе говорю, хватит. Я буду делать все, что он велит, до седьмого пота буду работать. Я ему амбулаторию так отмою и вычищу, что она, как золото, заблестит. Честное слово, можешь мне поверить. Это мне не страшно. Все говорят, что из здешних ребят я самый сильный. Тут как-то телега старого мистера Джарвиса застряла в канаве, так я ее один вытащил. Этот белый доктор работой меня не испугает, я хоть целый день готов на него работать, только бы он меня взял. И учиться буду.