— Ну, ладно, какое там сердце. Сердца у меня никакого нет. Допустим, Джексон, что все это так, ну что ж, это еще одна попытка построить будущее путем политики. Это одно, а бизнес — бизнес — это другое. Если бы вы пришли ко мне за милостыней, я бы, может быть, дал, а может быть, и нет, в зависимости от обстоятельств. Заметьте, что я не очень-то мягкосердечный человек и не склонен сентиментальничать.
— Полагаю, что он это уже заметил, Исаак, — вставил Эмери.
— Но вы приходите ко мне с каким-то фантастическим проектом. Вы с вашими друзьями заработали немного денег; с этими деньгами вы намерены пуститься в крайне рискованную земельную авантюру, в которой предлагаете участвовать и мне: я должен дать вам денег под закладную, причем вложить не меньше пятнадцати долларов на каждый доллар, который вложите вы сами. А какие у меня гарантии? Кучка бывших рабов и белых бедняков, недавно вернувшихся из армии мятежников, да кое-какие
благие намерения? Вы хотите, чтобы я вложил деньги в предприятие, представляющее собой совершенно неизвестную величину. Ведь это же глупо, Джексон, посудите сами. — Oн закурил сигару; Эмери, откинувшись на спинку кресла, слегка улыбаясь, следил за Гидеоном. Тот сидел молча: сознание безнадежности всей этой затеи тяжелым камнем легло ему на Душу. Он заехал так далеко, он потратил столько денег. Из тех, заветных. А ведь как трудно доставался им каждый доллар! Один человек даже отдал жизнь за эти доллары. А сколько долларов ушло на один только железнодорожный билет? Как далеко он уже зашел; сможет ли он итти дальше? Неужели Кардозо прав? Неужели прогресс невозможен без страданий, без этих постоянных мук, неужели бедняк навечно осужден нести это тяжкое бремя?
— Может, и глупо, — сказал Гидеон. — Я мало что понимаю в делах. Ничего не понимаю. Но в хлопке я понимаю, в рисе я понимаю. Всю жизнь видел, как растет хлопок, как лопаются коробочки, как негры работают на полях, собирают хлопок. Покажите мне хлопковое семя, и я скажу, какой это сорт. Покажите мне рис, и я скажу, где он вырос, на высоком месте или в низине. Это я знаю, уж поверьте мне. И еще одно я знаю: вы, янки, умеете делать из хлопка материю. Вы тут, в Новой Англии, все строите и строите фабрики. А как делать материю, если никто не будет разводить хлопок? Может, плантаторы будут? Это еще не скоро. Надо еще нас сломить, чтобы разводить хлопок по-старому. А какая на него будет цена, если весь он будет в руках у нескольких плантаторов? Вы говорите, какие гарантии? — вот вам гарантии: в Америке нужен хлопок, везде нужен хлопок. Уже четыре года нет хорошего сбора. Хлопок сейчас ходкий товар. Дайте нам землю, и мы покажем пример, мы покажем всем на Юге, как надо делать. Как с рисом на островах: негры развели же там рис, только правительство само от них отвернулось; отобрало у них землю, ту самую землю, что они отвоевали у мятежников. Если вы пойдете на это, не побоитесь, то и другие не побоятся. Нам бы только пять лет на своей земле, тогда увидите, лопнем, а хлопок и посадим и соберем. Все выплатим, до последнего цента, еще и с прибылью. Видели вы, как негры работают? Может, бывали на Юге в старое время, при рабстве, тогда знаете, как работали негры под плетью. А я вам скажу: свободный негр на своей собственной земле будет работать вдвое лучше. Уж я знаю. Поверьте мне, мистер Уэнт, я пришел не за милостыней. Я это не от гордости. Старик-учитель, он учит наших детей, он говорил: «Гидеон, не будь гордым, детям нужны книги, бумага, дадут — бери, не будь гордым». Но тут другое, тут не милостыня, даю вам честное слово.
Гидеон умолк; никогда еще он не говорил с белыми так долго и так горячо; он сидел в смущении, опустив голову, разглядывая скатерть. Доктор Эмери рассматривал свои ногти. Все молчали, лишь большие стоячие часы в углу комнаты нарушали тиканьем тишину. Уэнт стряхнул пепел с сигары и спросил:
— Сколько земли в этом Карвеле, Джексон?
— Двадцать две тысячи акров с лишком.
Эмери свистнул. Уэнт покачал головой. — Мы плохо знаем Юг, — сказал он, — а что и знаешь, то забывается. Даже война уже стала забываться.
— В Англии это было бы целое герцогство, — заметил Эмери, — и даже не маленькое.
— А какая там земля?
— Половина хорошей, — ответил Гидеон. — Остальное кустарник, сосновый лес, немного лугов и болото.
— Там как будто есть дом?
— Есть большой господский дом. Карвелы редко приезжали, жили больше в Чарльстоне.
— Как вы думаете, кто-нибудь купит этот дом, годится он на что-нибудь?
Гидеон покачал головой: — Очень уж велик. Плантаторы, даже если сохранили землю, все равно еле сводят концы с концами. Ни у кого не найдется столько денег.
— А во сколько у вас там оценивают все это: землю, дом и прочее?
— Федеральный агент взял довоенную оценку. Это значит, не считая рабов, — четыреста пятьдесят тысяч долларов. Говорят, на торгах земля пойдет по пять долларов за акр. Разделят на двадцать два участка по тысяче акров. Одни пойдут дешевле, другие дороже.