Дорога тайн

Хуан Диего не знал, во что верить, – кроме номера «Прогулка по небу», все остальное было обманом. Он знал, что и Лупе в растерянности – даже если она и не признавалась в этом. А что, если Эсперанса была права, поклоняясь Марии-монстру? Придерживая банку из-под кофе коленями, Хуан Диего размышлял, что, где бы он ни развеял прах матери (вместе с прахом остальных в этом пепле), не факт, что это единственно правильное решение. Разве их мать возражала бы против того, чтобы ее прах развеяли у ног огромной Девы Марии в иезуитском храме, где Эсперанса сделала себе доброе имя? (Хотя бы в качестве уборщицы.)

Эдвард Боншоу и Хуан Диего спали на рассвете, когда колонна цирковых грузовиков и автобусов въехала в долину между Сьерра-Мадре-де-Оахака и Сьерра-Мадре-дель-Сур. Колонна двигалась через Оахаку, когда Лупе разбудила брата.

– Человек-попугай прав – мы должны развеять пепел вокруг монстрихи Марии, – сказала Лупе Хуану Диего.

– Он сказал «только у ее ног», Лупе, – предупредил младшую сестру Хуан Диего.

Возможно, Лупе неправильно поняла мысли айовца, потому что спала, или потому что спал сеньор Эдуардо, или потому что оба они спали.

– Я говорю, что надо осыпать пеплом всю монстриху Марию целиком – пусть эта стерва докажет нам, что она что-то умеет, – сказала Лупе брату.

– Сеньор Эдуардо предупредил: «Может, не весь пепел», Лупе, – на всякий случай напомнил Хуан Диего.

– А я говорю: все, что там есть, – все на нее, – ответила Лупе. – Скажи водителю автобуса, чтобы высадил нас и человека-попугая у храма.

– Иисус-Мария-Иосиф, – пробормотал Хуан Диего.

Он увидел, что все собаки проснулись; они ходили по проходу во главе с Пасторой.

– И чтобы Ривера был там – он поклонник Марии, – бормотала Лупе, как будто говорила сама с собой.

Хуан Диего знал, что ранним утром Ривера может находиться в хижине в Герреро или спать в кабине своего грузовика; вероятно, он уже разжег адские огни на basurero. Дети свалки доберутся до иезуитского храма еще перед утренней мессой; может быть, брат Пепе уже зажег свечи, а может, все еще зажигает их. Вряд ли там будет кто-то, кроме него.

Водителю автобуса пришлось сделать крюк: на узкой улочке лежала мертвая собака.

– Я знаю, где можно купить новую собаку-прыгуна, – сказала Лупе Хуану Диего.

Она не имела в виду дохлую собаку. Она имела в виду собак крыш, которые привыкли прыгать и пока не упали.

– Собака крыш, – только и сказал водитель о мертвой собаке на улице, но Хуан Диего понял, что именно это имела в виду Лупе.

– Собаку крыш не научишь лазить по стремянке, Лупе, – сказал Хуан Диего. – А Варгас говорил, что у собак крыш бешенство – они как perros del basurero. Собаки свалки и собаки крыш бешеные. Варгас говорил, что…

– Мне нужно поговорить с Варгасом о другом. Забудь о прыгуне, – сказала Лупе. – Нечего беспокоиться о дурацком трюке со стремянкой. Про собаку крыш я просто подумала… они же прыгают, верно? – спросила Лупе.

– Они разбиваются насмерть, они совершенно точно кусаются… – начал Хуан Диего.

– Мне нет дела до собак крыш, – перебила его Лупе. – Есть вопрос поважнее – львы. У них бывает бешенство? Варгас должен знать, – сказала она и смолкла.

Автобус обогнул мертвого пса; они приближались к углу Флорес Магон и Валерио Трухано. Уже был виден храм Общества Иисуса.

– Варгас не львиный доктор, – сказал Хуан Диего младшей сестре.

– Пепел у тебя, верно? – только и спросила Лупе.

Она подняла Бэби, трусливого кобеля таксы, и ткнула носом собаки в ухо айовца, разбудив его. От прикосновения холодного носа сеньор Эдуардо, содрогнувшись, вскочил на ноги в проходе автобуса, где крутились собаки. По тому, как крепко Хуан Диего держит банку с кофе, Эдвард Боншоу понял, что мальчик готов действовать.

– Я понял – мы рассеиваем пепел, да? – спросил айовец, но ему никто не ответил.

– Мы обсыпаем стерву с головы до ног – у монстрихи Марии в глазах будет пепел! – несла свою бредовую невнятицу Лупе. Но Хуан Диего не перевел слова сестры.

У входа в храм один Эдвард Боншоу остановился возле фонтана со святой водой; он коснулся ее, а затем своего лба под портретом святого Игнатия, навсегда уставившегося в небеса в ожидании наказа.

Пепе уже зажег свечи. Дети свалки не остановились у фонтана даже ради того, чтобы просто плеснуть на себя святой водой. В укромном уголке за фонтаном они нашли брата Пепе, молящегося у надписи под образом Девы Гваделупской – «гваделупское дерьмо», как на сей раз назвала это Лупе.

«¿No estoy aquí, que soy tu madre? – Разве я не здесь, поелику я Матерь твоя?» (Именно эти слова Лупе сочла дерьмом.)

– Нет, ты не здесь, – сказала Лупе маленькому, меньше человеческого роста, подобию Гваделупской Девы. – И ты не моя мать. – Увидев Пепе на коленях, Лупе сказала брату: – Попроси Пепе найти Риверу – хозяин свалки должен быть здесь. El jefe захочет это увидеть.

Хуан Диего сказал Пепе, что они будут рассеивать пепел у ног большой Девы Марии и что Лупе хочет, чтобы Ривера присутствовал при этом.