Дорога тайн

– ¡Madre! Ahora y siempre…

– Я хочу обнять тебя руками и ногами! – пела Эсперанса. – И я хочу ласкаться нашими языками!

– И в саване белом увидел ковбоя, – запел спящий мертвым сном гринго. – Молодого ковбоя, холодного, как земля.

– Это какая-то фигня, а не чудо, – сказала Лупе; она встала с кровати, чтобы помочь Хуану Диего одеть беспомощного гринго.

– Полегче! – застонал хиппи; он все еще спал или же был абсолютно не в состоянии ни во что врубиться. – Мы ведь все друзья, верно? – продолжал он. – Ты пахнешь великолепно, и ты такая красивая! – сказал он Лупе, когда она пыталась застегнуть на нем грязную рубашку.

Но глаза доброго гринго так и не открылись – он не видел Лупе. У него было слишком сильное похмелье, чтобы проснуться.

– Я выйду за него замуж, если только он перестанет пить, – сказала Лупе Хуану Диего.

От доброго гринго разило перегаром – это было хуже всего прочего, относившегося к нему, и Хуан Диего попытался отвлечься от этого смрада, подумав, о каком же подарке заикался дружелюбный хиппи: минувшей ночью, будучи еще почти в сознании, молодой уклонист пообещал детям свалки некий подарок.

Естественно, Лупе знала, о чем подумал ее брат.

– Вряд ли дорогой мальчик готов сделать нам какие-то особенные подарки, – сказала Лупе. – Когда-нибудь, лет через пять-семь, было бы неплохо заполучить от него просто золотое обручальное колечко, но сейчас я бы не рассчитывала на что-то исключительное – пока этот хиппи тратит свои деньги лишь на алкоголь и проституток.

Как будто окликнутая словом «проститутки», из ванной вышла Эсперанса; на ней были два обычных полотенца (волосы были повязаны одним, тело едва прикрыто другим), в руке – одежда для улицы Сарагоса.

– Посмотри на него, мама! – воскликнул Хуан Диего и начал расстегивать рубашку доброго гринго еще быстрее, чем Лупе застегивала ее. – Вчера ночью мы нашли его на улице – на нем не было ни одной отметины. Но сегодня утром – посмотри на него! – Хуан Диего расстегнул рубашку на хиппи, чтобы показать кровоточащего Иисуса. – Это просто чудо!

– Это el gringo bueno – он не чудо, – сказала Эсперанса.

– Ой, дайте мне умереть – она его знает! Они были голыми вместе – она с ним все делала! – закричала Лупе.

Эсперанса перевернула гринго на живот и стянула с него трусы.

– Вы это называете чудом? – спросила она своих детей.

На голой заднице милого юноши была татуировка американского флага, но флаг был намеренно разорван пополам, разделенный щелью между ягодицами. Данная картина отнюдь не вызывала патриотических чувств.

– Полегче! – не приходя в сознание, прохрипел гринго; он лежал лицом вниз на кровати, рискуя задохнуться.

– От него несет блевотиной, – сказала Эсперанса. – Помогите мне затащить его в ванну – вода поможет ему очухаться.

– Гринго засовывал свою штуку ей в рот, – бормотала Лупе. – Она засовывала его штуку в себя…

– Прекрати, Лупе, – сказал Хуан Диего.

– Забудь, что я сказала насчет свадьбы, – крикнула Лупе. – Ни через пять лет, ни через семь – никогда!

– Ты встретишь кого-нибудь другого, – сказал сестре Хуан Диего.

– С кем Лупе познакомилась? Кто ее расстроил? – спросила Эсперанса.

Она взяла голого хиппи под руки; Хуан Диего взял его за лодыжки, и они понесли его в ванную.

– Это ты ее расстроила, – сказал матери Хуан Диего. – Ее расстроила мысль о тебе с этим добрым гринго.

– Чепуха, – сказала Эсперанса. – Все девчонки любят гринго, а он любит нас. Такой сын только сердце матери разобьет, а всех прочих женщин на свете малыш-гринго делает очень счастливыми.

– Малыш-гринго разбил сердце мне! – запричитала Лупе.

– Что это с ней – у нее, что ли, месячные? – спросила Эсперанса Хуана Диего. – В ее возрасте у меня уже были первые месячные.

– Нет, у меня не было месячных – у меня никогда не будет месячных! – взвизгнула Лупе. – Я умственно отсталая, помнишь? Мои месячные отстают!

Опуская хиппи в ванну, Хуан Диего и Эсперанса ударили его головой о вентиль с горячей водой, но парень даже не вздрогнул и не открыл глаза; его единственным ответом было то, что он схватился за свой пенис.

– Разве не прелестно? – спросила Хуана Диего Эсперанса. – Он милый парень, верно?

– По одежке в тебе признаю я ковбоя, – запел спящий гринго.

Лупе хотела было включить воду, но, увидев, что el gringo bueno держится за свой пенис, она снова расстроилась.

– Что он с собой делает? Он думает о сексе – я знаю, что думает! – сказала она Хуану Диего.

– Он поет – он не думает о сексе, Лупе, – возразил Хуан Диего.

– Конечно думает – малыш-гринго все время думает о сексе. Вот почему он так молодо выглядит, – сказала Эсперанса и включила воду, повернув до отказа оба вентиля.

– Полегче! – воскликнул добрый гринго, открывая глаза.