Дорога тайн

Как нарочно, мимо спальни детей свалки проходила сестра Глория; монахиня заглянула из коридора в их комнату. Сестра Глория была против того, чтобы у них в спальне находилась кукла Гваделупской Девы в натуральную величину – это было, по мнению сестры, более чем незаслуженной привилегией, – однако брат Пепе встал на сторону детей свалки. Но как привыкшая все осуждать монахиня могла осудить религиозную статую? Сестра Глория считала, что Гваделупская Дева у Хуана Диего больше похожа на манекен у портного – притом «непристойного вида», как, обращаясь к Пепе, отметила монахиня.

– Ни слова не желаю слышать о том, что Богоматерь Гваделупская лежит, – сказала сестра Глория Хуану Диего.

Девы из «La Niña de las Posadas» были ненастоящими Девами, полагала сестра Глория. Владельцы магазина Дев для рождественских праздников и сестра Глория расходились во взглядах относительно наружности Богоматери Гваделупской. Во всяком случае, Дева не должна была сексуально искушать, считала сестра Глория, не должна была выглядеть соблазнительницей!

Увы, именно это воспоминание – среди прочих – пробудило Хуана Диего ото сна в непонятно откуда взявшейся удушливой жаре гостиничного номера в «Макати Шангри-Ла». Как это возможно, чтобы холодильник в гостиничном номере был горячим?

В затихшем аквариуме поверхность освещенной зеленым светом воды была покрыта мертвыми рыбками; морской конек, прежде державшийся вертикально, теперь лежал на боку, его безжизненный цепкий хвост означал, что конек навсегда присоединился к павшим членам семейства игловых рыб. Что это – вернувшаяся проблема водяных пузырей в аквариуме? Или одна из дохлых рыб засорила систему циркуляции воды? Аквариум перестал булькать, вода была недвижной и мутной, но с затуманенного дна на Хуана Диего смотрела пара желтоватых глаз. Мурено-угорь – его жабры жадно глотали оставшийся в воде кислород – оказался единственным, кто выжил в этой катастрофе.

О-хо-хо! – Хуан Диего вспомнил: после ужина он вернулся в ледяной гостиничный номер; кондиционер опять гнал мощную струю холода. Должно быть, горничная снова включила его до упора, заодно оставив включенным и радио. Хуан Диего не мог понять, как выключить безжалостную музыку; ему пришлось вырубить радиочасы, чтобы избавиться от пульсирующих звуковых волн.

Этой горничной было нелегко угодить: она ведь видела, что он приготовил лишь необходимую дозу бета-адреноблокаторов, однако разложила по-своему все его лекарства (включая виагру) и резак для пилюль. Это одновременно раздражало и расстраивало Хуана Диего – еще хуже, что вторжение горничной в мир его туалетных принадлежностей и таблеток он обнаружил лишь после того, как вырубил радиочасы и выпил одну из четырех бутылок испанского пива, хранящихся в ведерке со льдом. Бывал ли вездесущий Сан-Мигель в Маниле?

При резком свете аквариумной драмы Хуан Диего увидел, что в ведерке, где был лед, покачивается в теплой воде только одна бутылка пива. Стало быть, он выпил три бутылки после ужина? А когда он полностью выключил кондиционер? Может, он проснулся, стуча зубами, и в полусне, до смерти замерзший, дрожа, добрался до терморегулятора на стене спальни?

Не сводя глаз с сеньора Моралеса, Хуан Диего осторожно сунул указательный палец в аквариум и тут же вытащил его – Южно-Китайское море никогда не было таким теплым. Вода в аквариуме была почти такой же горячей, как готовящийся на медленном огне буйабес[22].

О боже, что я такое натворил? – спросил себя Хуан Диего. И такие яркие сны! Не как обычно – не от положенной дозы бета-блокаторов.

Ох-ох, вспоминал он, о-хо-хо! Он захромал в ванную. Ключу к разгадке полагалось быть там. Очевидно, он использовал резак, чтобы разделить пополам таблетку лопресора; он принял половину нужной дозы. (По крайней мере, он не принял вместо этого половину виагры!) Двойная доза бета-блокаторов накануне вечером и только половина прошлым вечером – что бы на это сказала своему другу доктор Розмари Штайн?

– Нехорошо, нехорошо, – бормотал себе под нос Хуан Диего, возвращаясь в душную спальню.

Перед ним на телевизионном столике стояли три пустые бутылки из-под «Сан-Мигеля»; они напоминали маленьких, но непреклонных телохранителей, защищавших пульт. О да, вспомнил Хуан Диего, после ужина он сидел ошеломленный (интересно, как долго?), наблюдая, как черный экран телевизора поглощает хромающего террориста в Минданао. К тому времени, как он лег спать, после трех бутылок холодного пива и кондиционера, его мозг, должно быть, уже подмерз; половина таблетки лопресора не шла ни в какое сравнение со снами Хуана Диего.

Он вспомнил, как жарко и влажно было на улице, когда Бьенвенидо отвез его из ресторана в «Макати Шангри-Ла»; рубашка Хуана Диего прилипла к спине. У входа в отель тяжело дышали собаки-бомбоищейки. Хуана Диего огорчило, что ночные собаки были не те, с которыми он познакомился утром; охранники тоже были другие.