– Не волнуйтесь, у нас где-то здесь водитель, – сказала она ему. – Кларк, несмотря на то что убежден в обратном, не обязан делать все.
Хуан Диего был очарован ею; она была искренней и поразила его как умом, так и здравым смыслом. Кларк же руководствовался инстинктом – и в активе, и в пассиве.
Пляжный отель предоставил водителя, паренька диковатого вида, которому было рано садиться за руль, но это было его главным желанием. Как только они выехали из города, толпы людей, идущих вдоль дороги, поредели, хотя скорость автотранспорта была как на скоростном шоссе. Вдоль обочины дороги стояли на привязи козы и коровы, но привязь позволяла им ступать на дорогу, так что разным транспортным средствам приходилось уклоняться от столкновения.
Собаки сидели на цепях возле хижин или в захламленных дворах домов, расположенных вдоль дороги; если цепи были слишком длинными, собаки нападали на прохожих – поэтому и люди, а не только головы коров и коз возникали вдруг на дороге перед машинами. Парнишка, сидевший за рулем кроссовера, то и дело яростно сигналил.
Такой хаос напомнил Хуану Диего Мексику – выскакивающие на дорогу люди и животные! Для Хуана Диего присутствие животных, о которых плохо заботились, было красноречивым признаком перенаселенности. Пока что картины Бохола вызывали у писателя мысли о контроле над рождаемостью.
Справедливости ради следует отметить, что рядом с Кларком Хуан Диего острее ощущал проблему контроля над рождаемостью. Возмущенные недавним законом штата Небраска, запрещающим аборты после двадцати недель беременности, они обменялись боевыми письмами на тему боли, которую испытывает плод. И попрепирались насчет реализации в Латинской Америке папской энциклики 1995 года, представлявшей собой попытку консервативных католиков заклеймить контрацепцию как часть «культуры смерти» – именно так Иоанн Павел II предпочитал называть аборты. (По их мнению, этот польский папа был больной на данную тему.) Может, Кларк Френч закупорил тему сексуальности пробкой – католической пробкой?
Но, размышлял Хуан Диего, довольно трудно было сказать, что собой представляла эта пробка. Как приверженец католицизма, Кларк говорил, что «лично против» абортов. «Это отвратительно», – слышал от него Хуан Диего. Но как общественный деятель, Кларк был либералом; он считал, что женщины должны иметь возможность выбирать аборт, если они этого хотят.
Кларк также всегда поддерживал права гомосексуалистов; однако он защищал укоренившуюся позицию своей почитаемой католической церкви в отношении абортов и традиционного брака (то есть брака между мужчиной и женщиной) – он находил эту позицию «последовательной и ожидаемой». Кларк даже сказал, что, по его мнению, Церковь «должна отстаивать» свои взгляды на аборты и брак; Кларк не видел противоречия в своих личных взглядах на «социальные темы», которые отличались от взглядов, поддерживаемых его любимой Церковью. Это больше всего бесило Хуана Диего.
Но сейчас, в сгущающихся сумерках, когда их паренек-водитель уворачивался от возникающих и мгновенно исчезающих на дороге препятствий, не могло быть и речи о контроле над рождаемостью. Кларк Френч, верный слуга идеи самопожертвования, сидел на месте самоубийцы, рядом с пареньком-водителем, а Хуан Диего и Хосефа пристегнулись на заднем сиденье внедорожника, находясь словно за крепостной стеной.
Курортный отель на острове Панглао назывался «Энкантадор»[31]
; чтобы добраться туда, они проехали через небольшую рыбацкую деревушку в заливе Панглао. Темнело. Мерцание огней на воде и соленый запах в тяжелом влажном воздухе были единственными признаками того, что море близко. В свете фар на каждом повороте извилистой дороги отражались настороженные глаза собак или коз; пары глаз повыше принадлежали коровам или людям, как догадывался Хуан Диего. В темноте было много одних только глаз, без лиц. На месте того паренька-водителя вы бы тоже ехали быстро.– Этот писатель – мастер острых коллизий, – говорил своей жене Кларк Френч, несравненный знаток романов Хуана Диего. – Это обреченный мир; впереди всегда маячит неизбежное…
– И правда, у вас даже несчастные случаи не случайны, они предопределены, – прерывая мужа, сказала Хуану Диего доктор Кинтана. – Я думаю, что мир плетет интриги против ваших бедных персонажей, – добавила она.
– Этот писатель – мастер рока! – продолжал распинаться Кларк Френч в мчащемся автомобиле.
Хуана Диего раздражало, что Кларк, хотя и со знанием дела, часто говорил о нем в третьем лице, когда выступал с трактовкой его произведений, пусть даже Хуан Диего, «этот писатель», находился рядом (в данном случае в машине).
Паренек-водитель внезапно увернулся от темного скопления чего-то многорукого и многоногого – с испуганными глазами, – но Кларк вел себя так, словно они находились в аудитории.
– Только не спрашивай Хуана Диего ни о чем автобиографическом, Хосефа, – продолжал Кларк.
– Я и не собиралась! – возразила его жена.