– Индия – это не Мексика. То, что происходит с теми детьми в романе о цирке, – это не то, что случилось с Хуаном Диего и его сестрой в их цирке, – говорил Кларк. – Верно? – вдруг спросил он своего бывшего учителя.
– Да, верно, Кларк, – сказал Хуан Диего.
Он также слышал разглагольствования Кларка о «романе об абортах», как многие критики называли еще один роман Хуана Диего.
– Убедительный аргумент в пользу права женщины на аборт, – услышал Хуан Диего, как Кларк оценивает этот роман. – И все же это довольно сложный аргумент, исходящий от бывшего католика, – добавил Кларк.
– Я не бывший католик. Я никогда не был католиком, – как обычно, не преминул заметить Хуан Диего. – Меня взяли к себе иезуиты; я ничего не выбирал и ничему не сопротивлялся. Какой у тебя может быть выбор, когда тебе четырнадцать лет?
– Я хочу сказать, – витийствовал Кларк, сидя во внедорожнике, виляющем на темной узкой дороге, усеянной яркими немигающими глазами, – что в мире Хуана Диего всегда знаешь, что произойдет некая коллизия. Какая именно – ну, это может оказаться сюрпризом. Но ты точно знаешь, что она будет. В романе об абортах, с того момента, как сироту научили тому, что такое Д и К[32]
, ты знаешь, что ребенок в конечном итоге станет врачом, который этим и занимается, – верно, Хосефа?– Верно, – откликнулась с заднего сиденья доктор Кинтана.
Она одарила Хуана Диего загадочной улыбкой – разве что чуть извиняющейся. На заднем сиденье подпрыгивающего внедорожника было темно; Хуан Диего не мог понять, извиняется ли доктор Кинтана за напористость мужа, за его литературные наскоки, или она смущенно улыбается, дабы не признаваться, что знает о дилатации и кюретаже больше, чем кто-либо в этой машине.
– Я не пишу о себе, – говорил Хуан Диего в каждом интервью, как и Кларку Френчу сейчас.
Он также объяснил Кларку, обожавшему иезуитские диспуты, что ему (как бывшему ребенку свалки) в юные годы очень помогли иезуиты; он полюбил Эдварда Боншоу и брата Пепе. Хуан Диего иногда даже жалел, что не может побеседовать с отцом Альфонсо и отцом Октавио, – теперь бывший читатель свалки, давно ставший взрослым человеком, был лучше вооружен для споров с такими ужасно консервативными священниками. И монахини в «Потерянных детях» не причинили ни ему, ни Лупе никакого вреда – пусть даже сестра Глория и была сволочью. (Большинство других монахинь хорошо относились к детям свалки. Что касается сестры Глории, то главным раздражителем для нее была Эсперанса.)
И все же Хуан Диего предвидел, что́ его ожидает в компании столь преданного ученика – он снова окажется у Кларка под подозрением как сторонник антикатолицизма. Хуан Диего знал, что Кларка раздражало не то, что его бывший учитель был неверующим. Хуан Диего не был атеистом – просто у него были проблемы с церковью. Кларка Френча огорчала эта парадоксальная ситуация; от неверующего Кларку было бы легче отмахнуться или отвернуться.
Небрежно прозвучавшая реплика Кларка насчет Д и К – не самая приятная тема для практикующего акушера-гинеколога, как показалось Хуану Диего, – отвлекла доктора Кинтана от дальнейших дискуссий литературного характера. Хосефе явно хотелось сменить тему – к большому облегчению Хуана Диего, если не мужа.
– Там, где мы остановились, там, боюсь, одни мои родственники – это семейная традиция, – сказала Хосефа, улыбаясь скорее неуверенно, чем извиняясь. – Я могу поручиться за это место – убеждена, вам понравится «Энкантадор». Но я не могу поручиться за каждого члена моей семьи, – осторожно продолжила она. – Кто на ком женат, кто никогда не должен был жениться – их там много, много детей, – тихо сказала она и замолчала.
– Хосефа, нет никакой нужды извиняться за кого-то из своих, – вмешался Кларк со своего места самоубийцы. – За кого мы не можем поручиться, так это за таинственного гостя – незваного гостя. Мы не знаем, кто это, – добавил он, отделяя себя от неизвестной персоны.
– Моя семья обычно занимает весь отель, каждая комната в «Энкантадоре» – наша, – объяснила доктор Кинтана. – Но в этом году один номер в отеле оказался забронированным для кого-то еще.
Хуан Диего, чье сердце забилось быстрее обычного – то есть достаточно быстро, чтобы он это заметил, – уставился в окно несущейся машины на мириады глаз, которые покачивались вдоль дороги, глядя, в свою очередь, на него. «О Боже! – молился он. – Пусть это будут Мириам или Дороти, пожалуйста!»
«О, вы еще увидите нас –
«Да, несомненно», – подтвердила Дороти.
В том же разговоре Мириам сказала ему: «Так или иначе, увидимся в Маниле. Если не раньше».
«Если не раньше», – повторила Дороти.
Пусть это будет Мириам – просто Мириам! – думал Хуан Диего, как если бы пара манящих глаз, светящихся в темноте, могла быть ее глазами.
– Полагаю, – медленно произнес Хуан Диего, обращаясь к доктору Кинтана, – этот незваный гость забронировал номер до того, как ваша семья сняла отель?
– Нет! То-то и оно! Случилось что-то из ряда вон! – воскликнул Кларк Френч.
– Кларк, мы не знаем точно, что случилось… – начала Хосефа.